– Ладно, вот он я, – усмехнулся я с горечью. – Можешь стрелять.

– Я…я… не в вас хотела… – пролепетала Ксюха и поднесла пистолет к виску.

В один прыжок я пролетел приемную, выбил пистолет из рук девчонки и закатил ей такую затрещину, что у меня у самого в ушах зазвенело.Прихватив с собой пистолет, чтобы ей не пришла в голову какая–нибудь глупость, прошел в кабинет. Вроде, там должно быть зеркало. Только, где же оно?

Зеркало отыскалось там, где и положено – в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету. «Живут же люди!» – позавидовал я, осматривая апартаменты, еще не задумываясь, что они мои. Там был кожаный диван, мини–холодильник и столик с кофейным аппаратом. Не удержавшись, сунул нос в холодильник. Возмутило, что он оказался пустым. «Надо Ксении разнос устроить! – отметил я с пробудившейся начальственной брюзгливостью. – Пусть хоть пельменей купит, колбасы…». Но больше всего мне понравилось, что к комнате отдыха примыкал и «санблок» – душевая кабинка и туалет, причем, раздельные!

«Да тут жить можно!» – возликовал во мне учитель, привыкший жить от зарплаты до зарплаты, а не человек, с приличными деньгами и полномочиями.

«Хорош полпред…» – уныло думал я, разглядывая себя в зеркале. Левую половину «представительской» физиономии занимал фингал, уже начинающий синеть, а правую – ссадины и царапины. Куртка и брюки зияли непонятными дырами и перемазаны. Решив освободиться от «сбруи» – пистолет–то все равно утерян, скинул куртку и обнаружил, что рукав у рубашки оторван (когда и успел?). Побывал в отделении полиции, называется! Когдавыбрался из логова цвергов, выглядел приличнее. Увидел бы меня сейчас гарант Конституции, стопудово, лишил бы всех мандатов и полномочий… «И переодеться не во что», – загрустил я. Махнул рукой, разделся и пошел под душ.

После прохладного душа стало гораздо лучше. Даже физиономия в зеркале понравилась больше. Только, синевы стало еще больше… Натянув на мокрое тело драную одежду, сделал себе памятку обзавестись сменным гардеробом.

Выглянув в приемную … Чувствовалось, что Ксюха успела всласть нарыдаться, но еще не остановилась и, сейчас будет продолжение… Увидев меня, всхлипнула: – Мне уже все равно никто не поверит! А сыворотку колоть будут, так лучше самой застрелиться…

– Ага, непременно застрелишься. Из ухвата. Попозже только, – примирительно сказал я и попросил: – У тебя ничего нет, чтобы синяки свести? Бодяга, какая–нибудь..

Как ни мешали слезы, но свое дело она знала. Ксюшка вскочила, ринулась к шкафу и вытащила из него большую коробку. Откинув крышку,принялась выгребать содержимое. На пол полетели какие–то пакетики, бутылочки, тюбики. – Есть! – торжествующе прокричала девушка, демонстрируя баночку, вроде майонезной, в которой темнело какое–то подозрительное содержимое.

– И что сие? – поинтересовался я с недоверием.

– Специальная паста для сведения синяков, заживления ссадин. От ожогов помогает. На вид, конечно, не очень, – призналась Ксюха, сдирая с горлышка вощеную бумагу. – И на запах… – принюхалась девушка, отвернув в сторону носик… – Ее мне спецназовцы «презентовали», когда на стажировке была. Мы по горам лазили, я себе все коленки сбила. А пастой помажешь – и боль пройдет и ссадины к утру заживали. А еще – у меня же от тренировок все костяшки были сбитые, а теперь – чистенькие. И от комаров хорошо… «М–да, все комары от одного запаха разбегутся…», – вздохнул я, но деваться было некуда. «Амбре», конечно, то еще. Не то – дохлая мышка за плинтусом, не то – котик пописал… Ну, авось выветрится.

– Давайте, – воинственно повернулась ко мне Ксюша, зачерпнув пальчиками «волшебную» пасту.

Я подставил свою драную физиономию, а Ксюшка, старательно и нежно принялась втирать в ссадины и ушибы «чудодейственное» снадобье. И, действительно, боль отступила.

Не удержавшись, взял ее ладонь, не по девичьи, жесткую и поцеловал. Девушка смутилась и принялась собирать раскиданные лекарства. Небрежно захлопнула крышку, засунула коробку в шкаф и повернулась ко мне:

– Олег Васильевич, вы тоже меня «кротом» считаете?

– А почему тебя кто–то должен им считать? – ответил я вопросом на вопрос.

– Это же очевидно, – жестко усмехнулась девушка. – Камеры в вашем кабинете... Потом – покушение у кафе. А кто знал про кафе, кроме меня?

– Давай, там поговорим, – кивнул я на дверь в свой кабинет. Приемная не казалась надежным местом.

Я не стал занимать начальственное кресло, сел на стул и кивнул Ксении на место рядом.

– Пистолет верните, – попросила она. – Если сомневаетесь – можете обойму забрать.

– У тебя в ящике еще одна, – усмехнулся я. – И «заначка» где–нибудь лежит.

– Откуда? – ненатурально вытаращила на меня глазки Ксюша. – Нам патроны на стрельбы по счету выдают, каждую гильзу проверяют.

– Ксения, не смеши меня. По нормам – две обоймы положено. Одна в рукоятке, вторая в столе где–нибудь. А заначка… Чтобы оперативному работнику, хоть он под секретаршу работает, патрон–другой не умыкнуть? У тебя, с той же стажировки, не меньше обоймы осталось, да? А насчет табельного оружия, будем считать, что ты его мне на хранение сдала. Я расписку напишу. Так, мол и так, майор госбезопасности Кустов О.В. взял на временное хранение табельное оружие старшего лейтенанта… Ну и так далее…

– Весельчак вы, Олег Васильевич. Каким в школе были, таким и остались, – покачала головой Ксюшка. – А мне не до смеха. Я же знала, куда работать, то есть… – поправилась она, – куда служить иду. Нам на Высших курсах показывали, что с человеком укол делает. Извините за грубость, но из всех щелей течь будет, а потом уже крыша поедет. А потом что? Дурка, до конца дней? Меня сегодня же в оборот возьмут. И вы заступаться не станете. Вон, как вы вскинулись, когда пистолет увидели. Решили, что я сейчас в вас стрелять начну?

– А ты поставь себя на мое место. Ты только что отбивалась от киллеров, потом – тебя промурыжили в полицейском участке. Ты идешь к себе, а там – дядька с пистолетом в руке. Ну, как?

– Да… Картинка… – после некоторой паузы сказала девушка. – Я что–то и не подумала… А ведь вы правы.

– Голова не болит? – поинтересовался я, начиная переживать из–за затрещин, которые «выдал» девчонке.

– Есть немного, – призналась Ксения. – Тяжелая у вас рука, товарищ полпред.

– Извини, это я так, сгоряча, – пряча глаза от стыда

– А, ничего… – отмахнулась Ксюха. – На тренировках еще и не то бывает. А когда мне сыворотку засадят – еще и не то будет…

– Ох, Ксюшка, – покачал я головой. – Знаю я, что это такое. Штука, малоприятная.

Что такое «сыворотка правда» я помнил по собственному опыту. Когда тебя выворачивает наизнанку, голова взрывается, а боль такая, что готов стащить с себя шкуру через голову…

Ксения недоверчиво посмотрела на меня, а потом пожала плечами:

– Ну, вы–то, человек особенный. Камеры глушите, в кабинете появляетесь, неизвестно откуда. А я простая девка. Как представлю, что я кричу, извиваюсь от боли – худо становится. Но это–то еще ладно, но после сыворотки человек перестает быть человеком. У меня мама целый год в коме лежала, мы на ней памперсы меняли, обмывали. Я такой жизни не хочу! Лучше – дайте мне пистолет, Олег Васильевич. Я застрелюсь – и, всем спокойней будет.