– М–да… Ну, ладно, проехали. Стресс сняли. Знакомо. Я теперь и другое понял. Кстати, пистолет забери.

– В чем это он? – взял я из рук начальника свой АПС. Вся рукоятка была в чем–то коричневом и липком…

– Как я понимаю – в мозгах… Ничего, отскребешь, отмоешь… Ты его так засадил, что полчаса вытащить не могли. В лоб, словно из помповухи пальнули. Но лучше тебе что–то другое завести. Молот там, боевой. Томагавк. Я думал, как это ты умудрился того злодея завалить? Он же, по любому, тебя застрелить должен был. Ну, не может человек бросить предмет так, чтобы он летел быстрее пули. Тут, извини, физика. А посмотрел, как ты с Ксюшкой «воевал», скорость твою оценил и понял, что физику я плохо учил. Либо, ты уже не человек.

Отдых после боя

– Ну, поехали майор, поехали… – вскочил Унгерн с «гостевого» стульчика. – Я же обещал тебя настоящими пельменями накормить.

Я в задумчивости посмотрел на монументальные часы, показывавшие четыре … виноват, шестнадцать часов. Батюшки, так и всего–то четыре часа прошло?! Точно помню, что обедать уходили в двенадцать. За каких–то четыре часа успели пообедать, «повоевать», посидеть в «обезьяннике»… А потом еще кое–что...

С готовностью вскакивая из–за стола, я все–таки поинтересовался:

– А до скольки у нас рабочий день?

– Выедем позже, в пробку попадем, – озабоченно отозвался генерал, не соизволив ответить на вопрос. С другой стороны, кто мне будет устанавливать рабочий день? Да и кто знает, есть я на службе или нет?

Генерал стремительно прокатился по приемной, на ходу сделав ручкой Ксении. Мне пришлось напрячься, чтобы не отстать. Куда и девалась хваленая скорость?

Выкатившись на крыльцо, Виктор Витальевич махнул указательным пальцем и побежал в сторону служебной стоянки. Огибая крутые тачки (В марках не силен и, «БМВ» от «Мерседеса» не отличу, но не на «Жигулях» же в «конторе» ездят? ), генерал подвел меня к солидной – даже я понял, что недешевой – машине темно–вишевого цвета, с надписью «Форд» на решетке.Нежно погладил ее по крыше, а потом, углядев что–то нехорошее, сердито заурчал и полез за носовым платком. Не дотянулся.

– Cволочи! Опять нас...ли! – выругался генерал.

Сдерживая смех, я забрал у начальника платок и вытер какашку.

– Вчера на мойке были. Мне ее с шампунем драили, а эти, крысы летучие, – пожаловался Унгерн и погрозил кулаком в сторону «символов мира», расхаживающих тут и там. – На грязную не гадят…

– Голубь знает, куда какать! – глубокомысленно изрек я, пытаясь вернуть генералу грязный платок, но тот лишь брезгливо отмахнулся, показывая – выбрось, куда–нибудь… Скомкав платок, запустил им в голубей. Жаль, ничего тяжелого в нем не было – не долетел.

– Садись, товарищ полпред. И пристегнуться не забудь, – поерзал генерал в кресле.

Унгерн не пытался ни превысить скорость, ни обогнать кого–либо. Вел уверенно и аккуратно. Кажется, даже все правила соблюдал. Опять–таки, мне «безлошадному» сложно судить. Ехали молча. То есть, о делах не говорили. Да и кто будет говорить о делах в машине?

– Мне бы прибарахлиться, – сообщил я генералу, критически глянув на свои брюки и демонстрируя рваную куртку.

– Сейчас супермаркет будет. Ты – на второй этаж, где одежда, а я продуктов прикуплю… Двадцать минут хватит?

– Должно, – прикинул я.

Свернув к магазину, генерал вдруг передумал:

– Сиди в машине. Сам что–нибудь куплю. Еще за бомжа примут.

– Почему за бомжа? – обиделся я. – Не такой уж и бомжеватый. Ну, драный слегка.

– Драный – ладно. Но пахнешь, словно год на помойке жил. Тебя Ксюшенька чем намазала? Пастой чудодейственной? От ушибов и прочего?

– Н–ну, – кивнул я, задумчиво принюхиваясь к себе. А ведь и впрямь… воняет! Как–то и забыл…

– Ей, дурочке, не сказали, что эту мазь только в полевых условиях можно использовать. Медвежий жир, бодяга, кровохлебка…

– Кто? – удивился я.

– Трава такая, кровохлебка. Кровь останавливает, – пояснил генерал. – Штука неплохая, но лучше на свежем воздухе… Медвежий жир – он и свежий воняет, будь здоров, а когда полежит – труба! Я всю дорогу нос в окне держал, а все равно… Круче только сенная труха на кобыльей моче… Зайдешь, такой... вонючий – от тебя все продавцы разбегутся и охрану вызовут. Не будешь же «ксивой» размахивать?

– Сколько? – поинтересовался я, вытаскивая пухлую пачку.

– А в сейфе оставить не мог? – вздохнул генерал. Вытащил из пачки пару бумажек по пять тысяч, критически посмотрел на меня: – Ага… сорок восьмой–пятидесятый, рост … почти сто восемьдесят.

Я вздохнул, провожая взглядом спину генерала. Вроде, чего жалеть? Особо не убыло. Но когда первый раз в жизни держишь в кармане полмиллиона, начинаешь переживать из–за каждой тысячи. Наверное, потому богатые люди и богатые, что им жаль расставаться с деньгами…

Сидел в машине, выходить было лень. Воровски закурил, пряча сигарету в кулаке. Мало ли, охрана на стоянке увидит, начнутся претензии.

Прежнего удовольствия дым не доставил, зато – стал не так заметен запах «волшебной» пасты. Вот, не сказал бы генерал, не заметил бы… Странно, обычно как раз отличаюсь чувствительностью к запахам. «А еще, – усмехнулся я мысленно. – А как барышня со мной целовалась–то, с таким вонючим? Из–за стресса? Или, верно говорят, что от мужчины должно пахнуть чуть слабее, чем от козла?»

Пытаясь отогнать от себя мысли о Ксюхе и ее обонянии (в конце – концов, ее проблемы) поймал себя на том, что совсем не думаю об измене. М–да… А кому я, собственно говоря изменил? Первой жене, с которой прожил больше двадцати лет и которую очень люблю? Машке, которая, тоже моя жена и которую я тоже люблю? Обоим?

«Обеим!» – ехидно поправили меня остатки того, что когда–тоназывалось совестью. В Застеколье, помнится, совесть вспоминал, «плакался» Ярославу. Потом, успокоился. «Не я первый, кто живет на две семьи. Не смертельно!» Если есть возможность (финансовая, прежде всего), то какой мужик … фу, терпеть не могу этого слова, но «мужчина» тут не подходит. Ладно. Какой самец не хотел бы иметь двух жен? Обычно, проблемы возникают из–за того, что какая–то из жен узнает о существовании соперницы. Если иметь жен в разных странах, так они ничтожно малы. В моем случае, семьи существуют в разных пространствах.

Но семья – это семья. Одна, две – кому как повезет. В прежние времена, когда у меня случался… скажем так, некий загул «налево» (не сумел «отказать» одинокой коллеге, которую провожал после вечеринки или, сам же эту коллегу и уговорил … не суть важно) месяц, не меньше, маялся. Не то – угрызениями совести, не то – дурью. А сейчас мне было как–то, «по барабану». Равно как и то, что несколько часов назад проломил череп человеку. Может, Унгерн прав, задаваясь вопросом – а человек ли я? Куча открывшихся возможностей. И, не исключено, что это не все. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Придется терпеть. Или, говоря по–умному, принять как данность… «Впрочем, – утешил я сам себя. – Кое–что во мне от человека осталось. И, не просто от человека, а от «бюджетника», привыкшего считать копейки. Ну и еще… Сам факт того, что я еще занимаюсь «самокопанием»