Поскольку понимание собственных чувств столь ненадежно, нам бы вообще не следовало относиться к ним так серьезно — особенно к негативным. Древнегреческие философы называли способность к отключению негативных чувств и эмоций атараксией. Это понятие описывается как невозмутимость, душевное спокойствие, благодушие, несокрушимость, бесстрастие, а иногда отстраненность и безразличие. Кто обладает атараксией, сохраняет при ударах судьбы внутренний баланс и контроль над собой. На следующей, более высокой ступени самообладания, по мнению древних греков, стоит апатия — то есть полное исключение чувств (в античной Греции это очень ценилось, и многие пытались овладеть этим умением). Оба качества — атараксия и апатия — труднодостижимые идеалы[16]. Но не надо пугаться: об этом я и не говорю. Я просто верю, что мы можем выработать у себя новое, дистанцированное, скептическое и шутливое отношение к своим чувствам.

Я, например, отношусь к своим чувствам так, как будто они мне вовсе не принадлежат. Они приходят откуда-то, посещают меня и снова уходят неизвестно куда. Если вам нужен образ: я часто представляю себя в виде большого, просторного крытого вольера, в котором свободно летают птицы. Иногда они лишь проносятся по помещению, иногда задерживаются чуть дольше, а то даже «кое-что» после себя оставляют. Но в конце концов они все летят дальше. Есть птицы, которые мне больше нравятся, есть и такие, что менее симпатичны. Однако с тех пор, как я придумал картинку крытого вольера, чувства мной больше «не владеют», я и сам не ощущаю себя их «хозяином и владельцем». Некоторые не слишком желательны в качестве гостей, но они и не сильно мешают — как птицы внутри вольера. Я игнорирую их или наблюдаю, сохраняя достаточную дистанцию.

Сравнение с птицами может дать даже больше: если разделить свои эмоции и «наградить» ими разные виды птиц, с ними можно шутить и играть. Скажем, зависть в моем представлении — это маленький, суетливый, громко чирикающий воробей. Нервозность — стучащий дятел. Ярость — сокол, описывающий круги, а страх — порхающий с места на место дрозд. И так далее… Ну, вы уже поняли, что я имею в виду.

Возможно, вы на собственном опыте знаете: когда хочешь вытеснить неприятные чувства мощным напряжением воли, добиваешься обратного эффекта — негативные эмоции усиливаются. А вот тот, кто, напротив, находит способ обращаться с ними легко и несерьезно, — хотя, вероятно, и не обретет абсолютного мира в своей душе (такого никто и не достигает) — все-таки сможет сохранять определенный внутренний баланс.

Приходится признать: некоторые эмоции — особенно жалость к себе, горе и зависть — настолько токсичны, что с ними не справишься игровыми приемами. Тут требуются дополнительные ментальные «антистратегии» — мы поговорим об этом подробнее в главах 24, 29 и 32.

Что важно в принципе: не доверяйте своим чувствам и ощущениям. Вы способны гораздо точнее определить, что содержится в бигмаке, из чего он сделан, чем свои ощущения в процессе его поедания. Относитесь как можно серьезнее к чувствам других людей, но не к своим собственным. Позвольте своим эмоциям летать и порхать — они появляются и исчезают, не обращая внимания на ваши желания.

Почему вам нужен «министр иностранных дел»

Вам нравятся откровенные люди? Ясное дело, еще бы!.. С откровенными, искренними людьми всегда знаешь, чем они заняты, что думают, чувствуют, чем увлекаются и что замышляют. Такие безыскусные люди не делают из себя «тайну, покрытую мраком». Личные контакты с ними бывают простыми, приятными и естественными — здесь все так очевидно. Ничего удивительного, что искренность в моде. Или в тренде — как вам больше нравится.

Вряд ли найдется хоть один семинар по коучингу без целого блока тренингов на эту тему. Хоть одна книжка о том, как стать лидером, — без главы об «откровенности в лидерстве». И успешные блогеры не обходятся без рекомендаций: как стать по возможности непосредственным и «транслировать подлинные» чувства. Само собой: если нет смысла в покупке неподлинного, фальшивого Пикассо, точно так же нет смысла и вкладываться в «ненастоящих», фальшивых людей — ни деньгами, ни временем.

Однако… Насколько искренним должен быть человек, чтобы вам понравиться?

Проведем мысленный эксперимент. Допустим, вы договорились вместе пообедать со своей знакомой, «сверхискренней» Лизой. Она появляется с двадцатиминутным опозданием, волосы у нее торчат во все стороны, как будто ее драла кошка. Бурчит пару слов в свое оправдание и продолжает во весь голос — так, что слышно всему ресторану, — что она сейчас «вовсе не в настроении сидеть за ланчем, и уж вовсе не здесь, в этом диком, старомодном месте, совсем не в тренде, из позавчерашнего дня». Люди за соседними столиками тихо опускают свои вилки. Несколько секунд тишины. А Лиза, опять в полный голос, начинает хвастаться своей новой одеждой, но отмечает, что эти ее часы «совсем сюда не подходят», во всяком случае эта серия. При этом она наклоняется через стол, хватает бокал вина, что вы себе заказали, и опустошает его — залпом, одним глотком: «Сорри, я та-а-ак хочу пи-и-ить!..» После закуски она кладет голову на стол и засыпает. Вы выдерживаете перекрестный огонь обжигающих взглядов со всех сторон. Минут через пять, когда вам приносят спагетти, она просыпается, потягивается и зевает во весь рот, как животное, после чего усмехается и подмигивает: «Знаешь, без перерыва на дневной сон — я просто не в своей тарелке!» Голыми пальчиками Лиза берет макаронины — одну за другой, — макает их в соус и, поднимая во всю длину над головой, роняет их в рот: «Так ведь гораздо вкуснее, попробуй!» Потом — поскольку она «должна наконец от этого избавиться» — ваша знакомая рассказывает, что ей приснилось сегодня ночью. Полная чушь. А вы в это время просите принести счет… Вот так примерно, дорогая читательница, дорогой читатель, может выглядеть чистая непосредственность. Британский философ Саймон Блэкберн в книге «Зеркало, зеркало» рассказывает, как в Вестминстерском аббатстве хоронили Чарлза Дарвина. Уильям, старший сын великого биолога (и важнейший гость на траурном мероприятии), сидел в соборе на первом ряду. Внезапно он почувствовал ветерок на своей лысине. Тогда он вытащил черные перчатки и положил их себе на лысый череп, где они и пролежали на протяжении всей церемонии — перед глазами мировой общественности.

Разумеется, сын Дарвина повел себя не так плохо, как моя придуманная Лиза, но очевидно одно: слишком много естественности и непосредственности быть не должно. Мы все-таки еще ожидаем уважения в известных границах, в некоторой мере — самоконтроля и определенных манер. Это называется цивилизованным поведением. Хотя бы при личных контактах. А вот при контактах онлайн мы давно уже опустились до уровня Лизы. Кто перед сном не поделится своими интимными заметками — селфи-видео, — будет считаться скрытным и лживым. Невзирая на то что самые откровенные съемки, которые можно увидеть в Сети, по сути, всегда являются инсценировками — и любой юзер это тоже знает.