– А чего он? – выкрикивал Сюкора, размазывая кровь по лицу. – Я ему еще не так наложу!

– Если успеешь! – отвечал Хвалибудий, держась за разбитый нос. – Я тебе первый накостыляю!

– Накостылял один такой!

– Что, мало досталось?

– А тебе?

– Да хватит вам, – вмешался Гостомысл. – Из-за чего схватились?

– Да Млаву он приревновал, – ответил Хвалибудий, присаживаясь на скамейку. – Подумаешь, один раз прогулялся с ней за Волхов! Больно она мне нужна, твоя Млава!

– Как, и ты ее няню навещал? – удивился Гостомысл.

Оба княжича уставились на него.

– Постой, постой, – после некоторого молчания спросил Сюкора. – Выходит, ты тоже плавал с ней за Волхов?

– Плавал. Один раз, – честно признался Гостомысл.

– И тебе она лилии с кувшинками показывала?

– Было такое.

– И няня грибным супом угощала?

Гостомысл удрученно кивнул головой: он уже стал понимать, в чем дело.

– Вот это да! – ударил себя кулаком по колену Хвалибудий и нервно рассмеялся. – Вот это девка! Ну и Млава! Ну и молодец!

– Так что ж выходит, – медленно стал говорить Сюкора, – она нас всех троих развела?

– Выходит так, – мрачно согласился Хвалибудий. – Это как же мы такими олухами оказались?

– Знать бы! – пожал плечами Гостомысл.

Наступило тягостное молчание. Хвалибудий прислонился к стене и поднял лицо вверх, стараясь унять кровь из носа. Сюкора стоял возле стола, осторожно трогал левый глаз, который медленно заплывал большим синяком. Гостомысл подпирал косяк двери.

Наконец Сюкора проговорил:

– Просто она старше нас на целых два года. Знающая...

Снова долгое молчание. Потом Хвалибудий повозился на скамейке, добавил:

– Нравится, видно, ей разводить парней. Родилась такой.

– Ты думаешь, мы не первые у нее? – спросил Сюкора.

– Конечно...

– Но зачем?

– Выбирает себе человека для жизни.

– Выходит, мы для нее не подошли?

– Выходит так...

– Это три княжича?

Помолчали, удрученные. Наконец Сюкора произнес:

– Вот, наверно, сейчас над нами потешается!

– А надо явиться к ней всем троим и оттрепать за косу! – решительно сказал Хвалибудий.

– Ищи ветра в поле! Она уже давно в Ладоге! – сказал Сюкора.

– Откуда знаешь? – спросил Гостомысл.

– Сам провожал. Пять дней назад.

«А я-то, дурак, бродил возле ее терема!» – подумал Гостомысл и коротко вздохнул.

– Ну, что будем делать, княжичи? – спросил Сюкора.

– Что-что, – раздраженно ответил Хвалибудий. – Расходиться по своим горницам, пока еще раз морды друг другу не набили.

– А мне все-таки не хочется думать о ней так, – проговорил Гостомысл. – Не похожа она на лживых, двуличных людей.

– Ты чего это, – прищурившись, взглянул на него Сюкора, и в глазах его блеснул злой огонек, – влюбился, что ли?

– Влюбился, не влюбился – не в этом дело. Просто не верю, и все.

– И чего, снова бы поплыл за Волхов?

– А почему бы и нет?

– Может, в Ладогу собираешься отправиться? – Сюкора уже с ненавистью смотрел на Гостомысла.

– Может, и отправлюсь.

– Ты знаешь, кто такой после этого? – И Сюкора рванулся к Гостомыслу.

– Но-но-но! – кинулся между ними Хвалибудий. – Не хватало еще новой драки! Хватит, разошлись!

Сюкора плюнул в сторону Гостомысла и, круто повернувшись, молча вышел из горницы.

– Сколько же в нем все-таки злости и ненависти, – проговорил Хвалибудий. – Прямо-таки кипит весь! Ты бы поостерегся его, мало ли чего! От него можно всего ожидать.

– Да ну его! – отмахнулся Гостомысл. – Не любит она его, вот он и бесится.

Они разошлись.

«Я должен еще раз увидеть ее, – думал Гостомысл, направляясь в свои покои. – Не может она так притворяться. Я хорошо помню ее взгляды, слова. Она любит меня, мы должны с ней встретиться. Сегодня же буду говорить с отцом, чтобы отпустил меня в Ладогу».

Князь Буривой только что вернулся из похода в Бярмию – страну, населенную карелами и финнами. Поход оказался удачным, была наложена дань на жителей обширной, правда малонаселенной, но богатой пушным зверем, рыбой и разной живностью земли. Держава Буривого раскинулась от Бярмии до могущественного Хазарского каганата, к западу за дикими литовскими племенами располагалась Польша, на юге, вблизи Днепровских порогов, ютилось небольшое княжество Русь со столицей в Киеве; когда новгородцы отправлялись вниз по течению Днепра, они говорили: «Едем на Русь».

По случаю завершения удачного похода в просторной гриднице князь давал пир. Гости уже принялись за обильное угощение‚ хозяин восседал в кресле, мощным телом нависая над столом; у него покатые плечи, на толстой шее большая круглая голова, верхнюю губу подпирала тонкая нижняя, отчего выражение лица было брезгливым и высокомерным. Рыкающим голосом князь говорил покровительственно:

– Ешьте и пейте, дорогие гости! Всего довольно у князя новгородского!

Вышла к гостям княгиня Купава, стройная большеглазая красавица. На подносе она разносила чарки и угощала каждого, низко кланяясь:

– Кушай, дорогой гость, на здоровье!

За столом сидел Гостомысл. При первом взгляде на него каждый мог заметить, что пошел он не в отца, а в мать: тот же стройный стан, тот же нежный овал лица, те же синие глаза и небольшой с горбинкой нос. Только выражение лица было другое – мужественное и по-юношески непреклонное.

Гостомысл уже разговаривал с отцом о поездке в Ладогу. Против ожидания, князь даже не поинтересовался, с какими задумками решил поехать сын в один из новгородских городов; махнул рукой и покровительственно и несколько снисходительно проговорил:

– Поезжай. Будущий князь должен знать страну, которой будет править!

И теперь Гостомысл, почти не притронувшись к угощению, сидел точно на иголках, ожидая наступления завтрашнего дня, когда оседлает коня и отправится в путь. Он скоро увидит Млаву.

Пир был в самом разгаре. Неожиданно к князю подошел один из его дружинников и что-то прошептал на ухо. С лица князя тотчас сошел хмель, оно стало серьезным и сосредоточенным. Он порывисто встал и направился в свою горницу. Там его ждал гонец с невской границы, весь в пыли, с красными от усталости глазами.

– Беда, князь! Грабители из-за моря явились! – сказал он придушенным голосом. – Метут подчистую, убивают и насилуют!