Потом она перешла на то, как легко простудиться от родниковой воды, холодного, из погреба молока, какие средства от простуды предлагают врачеватели... Гостомысл и Млава слушали ее, с улыбкой переглядываясь между собой. Так было хорошо и уютно в доме няни, что он совсем расслабился и его потянуло в сон. Уже стали смежаться веки, но няня вдруг вынула другой горшок из печи и пригласила за стол:

– А теперь буду угощать грибным супом.

– Так быстро сварился? – удивленно спросил Гостомысл.

– Долго ли ему? Грибы – не мясо, много времени не требуют.

В глиняные чашки она налила им прозрачную коричневатую жидкость, положила деревянные ложки, вручила Гостомыслу каравай ржаного хлеба и нож:

– Мужчина должен нарезать для всех.

Гостомысл положил хлеб на стол, примерился, как отрезать ровными кусками, но няня остановила его:

– Это не по-нашему, не по-сельски. Ты прижми каравай к груди, тогда и удобно будет делить его на семью.

Гостомысл этим никогда не занимался, во дворце еду готовили слуги, поэтому получилось неумело. Млава с необидной улыбкой следила за ним. Принялись за еду. Суп был такого необычного и приятного вкуса, что он не заметил, как опорожнил свою чашку.

– Долить еще? – спросила его няня.

Он кивнул в знак согласия. Спросил:

– А как он варится?

– Очень просто, – ответила няня. – Грибы, вода и соль.

– И больше ничего?

– Больше ничего.

– Вернусь во дворец, закажу такой же.

Потом ели пшенную кашу с маслом и пили отвар из зелени.

– Ну как обед? – спросила его Млава, когда няня вышла во двор.

– Вкусней ничего никогда не пробовал, – ответил он.

– Для меня тоже вкусней еды, которую готовит моя няня, ничего не бывает!

Няня вернулась с их одеждой.

– Уже высохла, – удовлетворенно сказала она. – Что значит летнее солнышко!

– Няня, княжичу обед твой понравился, – сказала Млава.

– Да, да, очень, – подтвердил он.

– На здоровье, – просто ответила она. – Приходите еще, будем всегда рады.

Провожала она их, стоя на крыльце. Глядя сверху, сказала ласковым голосом:

– Какие же вы молоденькие да красивые! Век бы вам жить и здравствовать!

Дорога уже подсохла, воздух после грозы был свежим, идти было легко и приятно. К тому же знакомая дорога всегда кажется короче. Скоро они миновали лес и сели в лодку. Неспеша загребая веслами, Гостомысл задал наконец вопрос, который мучил его:

– Я видел, что ты была с Сюкорой...

– А, – раздраженно ответила она. – Была и была, что с того? Больше встречаться не собираюсь. Напыщенный, хвастливый, а в душе жестокий и мстительный. Не по мне он.

Полные впечатлений прибыли в город. Простились возле терема, где гостила девушка. Был уже вечер, солнце садилось за далеким лесом, тем самым, в котором они собирали грибы. Красноватые лучи освещали ее лицо, и оно казалось Гостомыслу еще более красивым, почти неземным. Он спросил:

– Завтра увидимся?

Она лукаво улыбнулась, какая-то тень мелькнула по ее лицу. Чуть помедлив, ответила:

– Обязательно.

– Когда?

– Вечером. На лугу.

– А раньше?

– До вечера не могу. Я же в гостях. А в гостях как в неволе.

Она легонько дотронулась пальчиками до его руки, на прощание подарила тот ускользающий взгляд, который так восхищал его, – ни у одной девушки такого не было! – и исчезла за дверью.

Кажется, никогда не был так счастлив Гостомысл, как в этот вечер. Он еще долго бродил по Новгороду, и все – и люди, и дома, и небо – казались такими красивыми и такими родными, и он готов был обнять весь мир.

Уснул, как только коснулся щекой подушки. Проснулся поздним утром. В груди играла сладко музыка. Он вспомнил: сегодня вечером увидит Млаву!

Но она не пришла. Напрасно Гостомысл ходил по лугу, напрасно выглядывал ее в хороводах и кружках молодежи, ее нигде не было. Можно было спросить у Хвалибудия и Сюкоры, но они затерялись где-то среди гуляющих и поодиночке мелькали то в одном, то в другом месте. Да и ему не очень-то хотелось видеться с ними, тянуло побыть в одиночестве.

Наконец молодежь стала расходиться, а Млава так и не появилась. Гостомысл направился домой, но ноги его сами привели к ее терему. Молчаливое сооружение смотрело на него пустыми окнами, было тихо и спокойно, будто таило какую-то тайну.

Наутро встал с ощущением, что потерял что-то важное, дорогое. Ныло в груди, ничего не хотелось делать. Наскоро перекусив, снова отправился к ее терему. Сначала пару раз прошелся возле него по улице, потом присел на крылечке дома наискосок, надеясь, что она выйдет. Но ее не было. Вечером на луга тоже не пришла.

Гостомысл не знал, что думать. Может, уехала? Но она должна была сказать ему, когда они прощались после поездки к няне. Зачем скрывать? Может, заболела и лежит в постели? Но как узнать? Зайти и спросить? Но у Гостомысла не хватало для этого смелости.

А возможно, родня куда-то увезла? Как она сказала на прощание: «В гостях как в неволе». Вздумалось ее тете навестить каких-нибудь родных, приказала запрячь возок, забрала с собой племянницу, и отправились они по селам и весям... Да мало ли чего могло случиться! Надо просто спокойно ждать, и она придет к нему. Не может так просто расстаться с ним, ведь у них был такой необыкновенный день!

Дней через пять утром, умываясь, Гостомысл услышал какой-то шум в соседней горнице. Открыл дверь и увидел Хвалибудия и Сюкору. Они, разгоряченные, стояли посредине помещения, вцепившись друг в друга.

– Ты знал, что она моя девушка! – брызгая слюной, кричал Сюкора в лицо Хвалибудия. – Почему ты пошел с ней?

– Потому что пригласила! Что мне оставалось делать?

– Отказаться! Так друзья не поступают!

– Ты мне не друг! Знаю я тебя пару месяцев, и ввек бы тебя не знать!

– Все равно не по-мужски!

– А это как получится!

– Ах так?

– Да, так!

Сюкора коротко, от груди ткнул Хвалибудия кулаком в лицо. Тот нырнул головой вниз, вывернулся из его рук, а затем нанес несколько неуловимо быстрых ударов ему в живот и грудь, заставив отступить. Но тот снова кинулся с кулаками, и они начали колотить друг друга. Грузный Сюкора старался загнать Хвалибудия в угол и там расправиться, но юркий и изворотливый Хвалибудий волчком вертелся вокруг него и клевал частыми ударами.

Гостомысл шагнул к ним, длинными сильными руками растащил в разные стороны, проговорил укоризненно:

– Вы что, сдурели? Тоже мне петухи нашлись!