Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петерса отвлекли другие дела, более неотложные, и на какое-то время он выбросил сундук из головы.
…В Москве открывался V съезд Советов, он должен был вынести окончательное мнение относительно Брестского мира[20]. Левые эсеры требовали: «Долой Брест, да здравствует восстание против немцев!» Они вели линию на то, чтобы втянуть страну в «революционную» войну с Германией, в войну, которую народ не мог и не хотел тогда вести. Не добившись поддержки на съезде, левые эсеры стали действовать по плану, заранее ими разработанному и тайно поддерживаемому иностранными силами. Трудности были и в большевистской партии; даже в Центральном Комитете не все поддержали Ленина. 6 июля на съезде продолжались ожесточенные споры.
…На звонок телефона, раздавшийся в ВЧК, Петерс ответил сразу же. Сообщение было ошеломляющее — о взрыве в Денежном переулке, в германском посольстве. Екаб тут же вскочил и помчался к Дзержинскому. На пути попался шофер Сергей Тихомолов, ему он приказал выехать к подъезду, быть наготове. Разговор у председателя ВЧК был коротким.
— Нет, товарищ Петерс, не вы, а я поеду туда!.. Это провокация! — Дзержинский, сопровождаемый несколькими сотрудниками, выехал на своем «паккарде».
Взрывом убило посла — графа Мирбаха. Дзержинскому показали документы, предъявленные убийцами: мандат ВЧК (с поддельными подписями Дзержинского и члена коллегии ВЧК Ксенофонтова), печать на нем была подлинной (потом окажется, что ее поставил левый эсер В. А. Александрович, бывший в то время зампреда ВЧК). Выяснили и личность убийцы — левый эсер Я. Г. Блюмкин, скрывшийся в отряде Д. И. Попова, где, как потом выяснилось, был центр мятежа.
Дзержинский туда и поехал. В здании его окружили враждебные лица — ближайшие сотрудники Попова. Бледный от негодования, председатель ВЧК потребовал выдачи убийц. К Дзержинскому вышли члены ЦК левых эсеров П. П. Прошьян и В. А. Карелин.
— Блюмкина мы не выдадим. Граф Мирбах убит по приказу нашего ЦК, и мы принимаем на себя ответственность за этот акт.
Тут же Дзержинский и сопровождавшие его были арестованы. Шофер Тихомолов оставался во дворе в машине. Вышли два матроса, взяли его под руки, повели; Сергей увидел Александровича.
— Ты за кого? — спросил тот.
Догадываясь, что происходит что-то неладное, Сергей выпалил:
— Я за Советскую власть!
Александрович упорно сверлил его колючим взглядом. Сергей добавил:
— Я за Ленина!
— Его туда же! — сказал Александрович, и два матроса втолкнули его в комнату, где уже был Дзержинский. Очень взволнованный, председатель подошел к Сергею, сказал:
— Я все слышал. Вы молодец. Они еще ответят за все!..
С убийством Мирбаха Советская Россия оказалась на волоске от войны. И ситуация час от часа ухудшалась. Левые эсеры начали военные действия, заняли центральный телеграф, призвали части гарнизона их поддержать, стали расставлять военные посты в Москве, захватывать учрежденческие автомобили, брать заложников. Мятежники планировали захват Кремля, арест Ленина и всех неугодных им делегатов съезда.
Дело шло к насильственному изменению политики Советской власти. Как потом выяснилось, мятежники располагали почти 2 тысячами штыков, 8 орудиями, 64 пулеметами, несколькими броневиками. Левые эсеры вероломно разрывали свой союз с коммунистами, с Советской властью, а те, что были в ВЧК (Александрович, Попов), использовали свое положение, чтобы попытаться отрезать «головку» ВЧК, перетянуть основные ее силы на свою сторону или нейтрализовать их. Непосредственно в ВЧК треть сотрудников была левоэсеровской.
Петерс терпеливо ждал сообщений от Дзержинского. Но ничего достоверного не поступало. Стало только известно, что убит германский посол. Екаб быстрым шагом отправился к Большому театру, где заседал съезд Советов. С ним был его помощник Иван Павлуновский, за месяц до этого начавший работу в ВЧК, партиец с пятого года. Он выполнял в Петроградском ВРК важные поручения и доказал, что на него можно во всем положиться. У театра Петерса ожидал член коллегии ВЧК В. В. Фомин. Здесь же оказался и Александрович, который сказал:
— В отряде Попова что-то неладно. Поедем, разберемся.
Екаб переглянулся с Павлуновским, пожал плечами (Петерс отвечал за охрану делегатов и не мог далеко удаляться, Александрович это знал). Провокация не удалась.
В театре Петерс узнал подробности: левые эсеры начали мятеж, арестовали Дзержинского. Этому трудно было поверить, но Екаб давно привык к неожиданностям.
Мятеж левых эсеров крайне обострял политическую ситуацию, грозил очень серьезными последствиями. В. Д. Бонч-Бруевич рассказывал, что, получив известие о том, что случилось с Дзержинским, «Владимир Ильич нельзя сказать побледнел, а побелел. Это бывало с ним тогда, когда охватывал его гнев или нервное потрясение при весьма опасных и неожиданных обстоятельствах».
В Большом театре, на съезде, где страсти то затихали, то накалялись, пока ничего не знали о происходящем. Среди гостей съезда были иностранные дипломаты: в директорской ложе сидел английский представитель Локкарт, рядом — французский генерал Лаверн, члены других миссий. Они слушали выступавших рассеянно, выражение их лиц было такое, словно вот-вот узнают о чем-то экстраординарном. Сведения должен был доставить английский агент с паспортом на имя сэра Рейза, якобы корреспондента телеграфного агентства Рейтер.
И вот «сэр Рейз» мягкой, кошачьей походкой вскользнул в ложу к Локкарту, он сообщил давно ожидаемое — в городе происходят вооруженные столкновения и совсем неприятное — театр оцепили латышские стрелки, ими заняты все выходы. Лица дипломатов вытянулись, господа судорожно стали рыться в карманах, отыскивали какие-то бумаги, рвали их на мелкие клочки, засовывая обрывки под обшивку бархатных кресел.
Инициативу в борьбе с мятежниками взял на себя Петерс, он стал действовать, не ожидая ничьих указаний, исходя из обстановки. Дзержинский, к сожалению, помочь теперь не мог.
«В отряде Попова решились на арест председателя ВЧК, значит, отряд теперь против нас? А у них сила не малая, на довольствии тысяча человек, но реально будет около 600 бойцов!» — размышлял Петерс. Они с Фоминым без шума отвели «поповцев» из охраны Большого театра и заменили их бойцами из отряда самокатчиков, служивших в ВЧК. Усилили охрану латышскими стрелками, особенно на выходах из театра. Низкие, приземистые автоброневики у театра заурчали трескучими моторами, развернулись, угрожая пулеметами. Павлуновский остался с охраной, строго потребовал от нее бдительности и неуступчивости.
Петерс вернулся на Лубянку, позвал к себе членов коллегии ВЧК коммунистов Лациса, Фомина, Полукарова и других; договорились о плане действий, распределили обязанности. После этого позвонил в штаб Попова, потребовал к телефону Дзержинского. Там распоряжался Александрович, который сначала соврал — мол, Дзержинский занят, а потом признал, что председатель ВЧК под арестом и к телефону его не допустят. Петерс резко сказал в трубку:
— Вы себя ставите вне закона, и ВЧК примет меры! — бросил трубку на рычаг.
— Сволочи и канальи! — добавил он слова, очень редко при