Она стояла посередине роскошной, похожей на дворцовые покои комнаты и являла собой ту самую рыбу из пословицы, вытащенную из воды. Огромные окна открывали изумительный вид на небо и на реку. Живут же люди! Ее кабинет в больнице — каморка на двоих, где едва помещался письменный стол, два стула и узкая высокая кушетка для осмотра больных. Али посмотрела вниз, различив паром Ривер-Кэт, направлявшийся к Южному берегу — центральному деловому району Брисбена. Паром причалил, и на набережную стали высаживаться пассажиры, издали похожие на муравьев. Они наслаждались солнечным утром. Али отдала бы все что угодно, лишь бы оказаться там с ними и ни о чем не беспокоиться.

Проследив глазами извилистую прибрежную дорожку, она вдруг поняла, она видит «Ривер Бриз» — гордость и радость Кэт. И ее, Али, теперешнее убежище от рухнувшего мира.

Макс вымыл руки и вгляделся в свое отражение в зеркале. Он стал небрежно одеваться, когда его жизнь полетела под откос. В ультраконсервативном мире юристов на его стиль одежды смотрели неодобрительно, но, поскольку он был одним из главных лиц в уважаемой юридической фирме, — не говоря уже о том, что считался первоклассным и серьезным адвокатом, — это давало ему право одеваться так, как ему заблагорассудится.

Разумеется, его прапрапрадед Годфри Шеррингтон Первый не одобрил бы этого. Но в тридцать пять лет Макс давно перестал обращать внимание на то, что думают другие. В особенности последние полтора года.

Он высушил руки и поправил галстук. Тот самый, который был на нем в баре в пятницу. С тех пор этот галстук стал его любимым. Макс улыбнулся. С прошлой пятницы он часто улыбался.

В субботу вечером к нему заглянул Пит, чтобы вместе посмотреть матч, и буквально через несколько минут понял: что-то случилось.

— О’кей, — сказал он, — в чем дело?

Макс, глядя в телевизор, глотнул пива:

— Ты про что?

Пит сощурился:

— Ты улыбаешься.

Макс усмехнулся:

— Да, черт побери. От Пита просто так не отделаешься.

— А теперь ты смеешься! О боже. Ты с ней переспал, да?

Макс, чтобы не отвечать, еще глотнул пива:

— Мы смотрим игру или нет?

Пит напрасно пытался выудить из Макса подробности — Макс всегда питал отвращение к скабрезным разговорам. Он отказался что-либо подтвердить или опровергнуть, и Пит в конце концов сдался.

И сейчас та ночь в пятницу все еще вызывала улыбку на его лице. Это было что-то невероятное, потрясающее. Али была потрясающей. Щедрой. Игривой. Смелой. И даже если он никогда ее больше не увидит, он знает, что их совместная ночь останется одним из самых лучших воспоминаний в жизни. Хотя — и он должен это признать — увидеть ее снова было бы очень желательно. Правда, он не знает о ней ничего, кроме имени. Они не обменялись телефонами, не дали друг другу никаких обещаний. Но он мог бы ее найти, если бы захотел. Он не сомневался, что Пит общается с Кэт, поэтому отыскать Али не составит труда. Но они оба знали, по какой причине встретились в ту ночь. Оба знали, что им необходимо было забыться. Тем не менее он не мог отрицать сильнейшего желания вновь ее увидеть… хотя бы для того, чтобы поблагодарить за то, что жизнь продолжается, и в ней есть место смеху, несмотря ни на что.

Ха! Кого он обманывает? У него целая коробка презервативов, и ему ничего так не хочется, как использовать их все… с ней.

Али, лежащая на его постели… Непослушный локон, падающий ей на лицо, и улыбка Моны Лизы на зовущих к поцелую губах.

«Прекрати!» — мысленно приказал себе Макс. Нельзя думать об Али, когда его ждет другая женщина.

Доктор Алейша Грегори нуждается в его деловых качествах, полагается на него. Как и Брисбенский мемориальный госпиталь — один из самых крупных клиентов его фирмы.

— Соберись, приятель, — сказал он своему отражению в зеркале, прежде чем отойти от раковины.

Минуту спустя он быстрым шагом вошел в кабинет и увидел у окна женскую фигуру.

— Прошу прощения за то, что заставил вас ждать.

Она стояла к нему спиной и, очевидно, была захвачена созерцанием вида с сорок шестого этажа. Но тут он заметил вьющиеся, цвета ириски волосы, и его охватило тревожное предчувствие.

Али нахмурилась, когда в ее беспорядочные мысли ворвался знакомый голос. Она обернулась:

— Макс?

Он непонимающе заморгал, оглядывая ее с головы до ног, не веря своим глазам. Непослушный локон, чувственный рот, румянец на высоких скулах. Это она. Несомненно.

Макс посмотрел на поднос в ее руках — на кружках эмблема «Ривер Бриз» — и немного успокоился. Она через Кэт узнала, где он работает, и решила к нему зайти. Принести кофе, которым Кэт хвасталась в тот вечер в пятницу. Черт, он двумя руками за сюрпризы. Особенно в такой соблазнительной упаковке. И разве он только что не думал о том, как бы снова ее увидеть?

Макс улыбнулся.

— Какая приятная неожиданность, — произнес он и направился к Али.

Когда он остановился перед ней, то совершенно не собирался ее целовать. Но… ее рот слегка приоткрылся, и он схватил лацканы ее жакета, рывком приблизил к себе и с жадностью поцеловал.

Али была настолько ошеломлена, что несколько секунд не могла ничего произнести. На нее нахлынул поток воспоминаний о той ночи.

Его запах был еще более пленительным, чем в ее мыслях. И если это только возможно, целовался он еще слаще. Али не совсем понимала, что происходит, но ей было все равно, потому что впервые за сегодняшнее утро ее перестало тошнить. И еще она забыла о своем ужасном положении. Она млела, таяла от вкуса его губ, а когда он внезапно ее отпустил, она пошатнулась.

Господи, она даже застонала!

— Это мне? — спросил Макс, взяв одну из кружек и усаживаясь на подоконник.

— Э… — Али выпрямилась и попыталась совладать со своими чувствами. Вообще-то она привезла кофе для Годфри Шеррингтона, но пусть Максу достанется ее порция.

Возможно, это глупый жест по отношению к богу юстиции, но Али хотелось разбить лед и расположить его к себе. Она хотела понравиться Годфри Шеррингтону. Чтобы он ей поверил. И не только потому, что он ее защищает и должен это делать, а еще и потому, что в глубине души она знала, что все происшедшее не ее вина, и она хотела, чтобы он тоже это знал.

— Кофе должен быть горячим, — сказала она. — Я сама его приготовила перед отъездом.

Она несет чушь. И понимает это. Надо остановиться. Но он так близко. Его широкие плечи закрывают окно, узел галстука на уровне ее глаз. Она ведь целовала впадинку под этим узлом. Знала, как пахнет там кожа, как бьется пульс под ее губами.

Али опустила глаза, но это не помогло — теперь она видит его покачивающуюся ногу. Ткань брюк плотно натянулась на бедре. На бедре, в которое впивались ее пальцы. Которое она трогала языком.