— Я поняла ход твоих мыслей. Только не просто бумагой надо подменить, а скачать что-то подобное, такое физическое. Чтобы сразу не разобрались что к чему.

— А ты ещё и умная. А я думал, красота ум пожирает.

— Рома, работай. У тебя как, комп в порядке?

— У меня всё в порядке, кроме ног. Вот, что давай так, ты беги, купи бумагу для принтера, а я сейчас подберу материал для распечатки. Только бери самую дешевую, вот смотри, такую. Надо учитывать, что в былые времена и бумага была соответствующая.

— Ну, да и время сделало своё дело. Всё уяснила. Я побежала.

Ромка очень долго подыскивал подходящие графики, схемы, формулы. К вечеру устали оба, но работа ещё была не закончена. Лера решила остаться на ночь у Ромы.

К вечеру следующего дня, всё было распечатано, сложено в старую синюю папку, так же завязано бечёвками для крепости.

— А где ты спрячешь бумаги деда? — Рома задумался.

— Знаешь, я положу на видном месте. Ищут всегда в потайных местах, а на то, что лежит перед самым носом, внимания не обращают. Ты лучше скажи, что ты скажешь своей бабушке и матери, почему тебя два дня дома не было.

— Я не знаю, не спросила даже номер телефона бабушки, а у мамы вообще нет телефона, она не видит. Покаюсь. Расскажу о проделанной тобой работе, думаю, простят. Ты лучше скажи, а если твоя мама выбросит мои бумаги?

— У нас так не заведено. Мама никогда не роется в моих бумагах. Не переживай. Всё будет о`кей.

— Надеюсь, мой лучший друг, давай сочиняй и дальше свои программки, будущая компьютерная светило, а я пойду, действительно бабушка наверно, уже места себе не находит, — Лера чмокнула Ромку в щёку, положила папку в пакет, туда же положила фото отца, взятое у бабушки, и вышла на улицу.

— Лер, так чего ты приходила, — не успокаивались любопытные старушки соседки.

— Папочку любимого проведать, — весело ответила им Лерка и побежала к безлюдной автобусной остановке.

Лера ждала, когда подойдёт автобус до Ясногорска и с улыбкой думала, как она хорошо всё придумала. Теперь пусть грабят. Наверняка за ней охотятся какие-то иностранные шпионы. Рядовые грабители в формулах не разбираются. Пока передадут, пока переправят за кардон, а там раз…

Размышления Леры прервал шум подъезжающих к остановке мотоциклов. Она не успела опомниться, как сильные руки одного из мотоциклистов, облачённого, как терминатор из кинофильма в чёрные одежды и замысловатый шлем, скрывающий лицо, схватил её и, посадив девушку впереди себя, понёсся дальше. Вслед за ним помчались остальные мотоциклисты.

Нина Михайловна не находила себе места. Она не знала, что и думать.

— Лерочка, как всегда, ушла в школу на консультацию перед экзаменом и не вернулась. Чует моё сердце, что с ней что-то случилось, — говорила она Капе, прикладывая руку к ноющему сердцу.

— Так может, загуляла девчонка, весна. Сейчас они знаешь какие?

— Капа, ну что ты говоришь, Лера очень обязательная. Со мной она бы так никогда не поступила. И боюсь в больницу к Полиночке сходить, вдруг она ничего не знает. Что делать?

— Нина, тебе самой надо лечь в больницу. Посмотри, на тебе лица нет.

Капитолина, довела Нину Михайловну до кровати. Позже она позвонила в Ростов и попросила сестру Нины срочно приехать. Через день, моя мама была в Южногорске, а на следующий день прилетела и я.

Ниночка, уже не могла встать. Врачи предупредили, если ещё одно потрясение, её сердце не выдержит. Это будет конец. Мы с мамой как могли, успокаивали Нину. Я знала по опыту, что милиция не примет заявления о пропаже девочки, даже если уже прошло три дня, лишь потому, что пока родственная связь между Лерой и Ниной не установлена. Я пообещала пойти на её старую квартиру и разузнать всё о девочке. Зайти в школу.

Утром следующего дня, Нине стало совсем плохо.

— Марго, в сарае в старом сундуке, там, в углу, лежат бумаги Юрочки. Возьми в буфете ключ от сундука. Там помимо бумаг должна быть синяя папка, принеси её сюда.

— А что в этой папке? — спросила я её.

— Это Юрочкино открытие, о котором я вам рассказывала, он завещал эту папку сыну, Валерию. А я хотела отдать её на хранение Лерочке.

В сундуке папки я не нашла. Не зная, что и делать и как сказать, что девочка, наверное, пропала вместе с ценной папкой, я побрела назад.

— Где папка? — настороженно спросила Ниночка.

— На месте, на месте, — ответила я ей.

Мне стало понятно, что Нина всё поняла.

— Она не могла, с девочкой что-то случилось из-за этой папки, — Нина стала ещё бледнее, — не смогла сохранить, не смогла уберечь, — прошептала она и потеряла сознание.

Больше в сознание Ниночка не приходила, и через день её не стало.

Полина не находила себе места. Три дня к ней не приходила Лера.

— Просто так она не могла не прийти. Что-то случилось. Наверняка это происки Полякова.

На следующий день она решила выписаться под расписку, но ей было отказано в этом.

— Вам закапали капли. Вы сейчас света белого не увидите, не только дорогу перед собой.

Полина тщетно просила вернуть ей паспорт и отпустить, но услышав опять отрицательный ответ, решила переодеться, благо носильные вещи лежали в шкафчике в палате и потихоньку сходить к Нине Михайловне. В конце, концов, паспорт можно забрать и позже. Она хотела выйти из палаты, но в дверях появилась медсестра и сказала, что её просят к телефону.

— Полина, это тётя Капа, соседка Ниночки. Поля, я подумала и решила сказать тебе.

— Капитолина Сергеевна, где Лера? — перебила её она, уже чувствуя беду.

— Не знаю, Полюшка! Пропала твоя дочка, уже третий день её нет. Ушла в школу и не вернулась.

— Как пропала? Как не вернулась? — У Полины закружилась голова.

— Поля, Ниночка наша умерла, — тихо продолжила Капа.

— Как умерла? — Полина положила трубку мимо рычага аппарата.

— Так уже и похоронили, родственники приехали, — слышалось из трубки.

Полина, натыкаясь на редких встречных людей, медленно пошла к выходу из больницы.

Автомобиль Валерия мчался по утренней трассе. Почему он решил ехать в свой родной город, а Южногорск он считал таковым, на машине, он и сам не понимал. Вполне можно было долететь из Москвы до Краснодара, а там рукой подать до тихого, утопающего зеленью, с запахом моря и цветов родного уголка.

— Зачем я спешу туда, где меня давно уже никто не помнит, не ждёт, — грустно думал он, закуривая очередную сигарету, — но я, то помню, от прошлого никуда не деться.

Прошлое сидит в тебе памятью, как заноза, которую никак нельзя удалить из сердца, из мозгов даже самой тонкой иголкой. Оно овладевает тобой и память, обрастая мельчайшими подробностями, всё увеличивается, всё растет, заполняя сердце, изматывая душу воспоминаниями. Что мы против прошлого? Актёры, разыгрывающие мелодраму или трагедию? Режиссеры, снявшие на плёнку памяти своё представление, критики, анализирующие свои действия на сцене жизни? Художники, раскрашивающие свои поступки в цвета радуги или серой обыденности? Скорее всего, мы бессильные зрители воспоминаний. Мы ничего не можем изъять, вырвать, зачеркнуть, переиграть из своего прошлого для замены, даже для изменения маленького штришка с целью повлиять на дальнейший ход наших поступков.