мужа. А самому старшему должна была оказывать помощь и уважение, помощь в быту, по хозяйству и помогать при физической немощи. А еще должна была увеличивать благосостояние мужа – своей работой, умениями и следить за сохранностью имущества рода. А вот воровство считалось самым мерзким поступком! Всегда и во все времена.

С этими последними словами папа встал во весь свой рост, нависая надо мной, и с силой кинул в колоду для рубки топор, который вошел почти на четверть лезвия вглубь. В моем сознании все сузилось до размеров этой злосчастной колоды и лезвия топора. Момент броска разбился на фрагменты и замедлился в миллионы раз, а ужас от этого действия сковал меня полностью.

– Давай сюда руку… нет, левую. Правая рука тебе еще может потребоваться для работы, отрабатывать то, что своровала. Даааа, хорошая была рука. Подожди, я же тряпку не принес – и, положив топор, вышел на кухню. Я так и не поняла, зачем нужна тряпка, причем тут моя левая рука.

– Клади руку. Да по центру. И слушай дальше. А когда в хозяйстве пропадали вещи – все знали, что это мог сделать только человек со стороны. А знаешь почему? Потому, что стар и млад знали непреложную истину –, не бери то, что не твое. А если взял – будь готов к тому, что у тебя отрубят ту часть тела, которой ты брал.

И в эту секунду я замечаю, что топор, который отец вытащил с колоды и перекидывал из руки в руку, резко вскидывается вверх и неминуемо приближается к моим пальцам. Я слышу рассекаемый воздух, я слышу внутри свой ужас от происходящего и не могу поверить, что мой самый любимый человек в мире делает это. За эти миллисекунды я чувствую, как волоски на моей руке встают дыбом, и я вся покрываюсь липким потом, лезвие опускается.

Втыкается аккуратно между моих пальцев. А у меня ощущение что их, как будто уже отрубили, а под ногами предательски расползается лужица мочи.

– Сейчас, вытрешь за собой зассанки, пойдешь в душ и, и никогда, слышишь – никогда больше не возьмешь чужого.

Скажете – жестокость, но я Вам скажу – нет. Это было настолько показательно и записалось на подкорку, что никогда в своей жизни я не смогла больше украсть. А сколько было таких возможностей с моей внешностью и способностями – не счесть.

Глава 18. Плейбой

Ура! Родители отправили меня на Кавказ к бабе Тоне и баб Ксене! Радости моей не было предела. Баб Тоню я люблю, но с баб Ксеней интересней. К ней постоянно приходят люди, она что-то с ними делает, «принимает на лечение», так она описывает эти манипуляции. Мне она не разрешает присутствовать при данном действии. Но у меня и без этого куча дел – например, разобрать над летней кухней вещи и освободить чердак от лишнего.

Бабуля решила перестелить крышу и нужно все перетаскать вниз. Оооо, не найдется в мире занятия лучше для 6-ти летки! Там столько интересного – всякие книги, газеты, журналы, в углу спят летучие мыши… Они такие тепленькие и так смешно дергают носиком, когда их отцепляешь от балки посмотреть. А сколько тут сокровищ!

Я нашла несессер из крокодильей кожи, а там столько интересных вещичек. Ножнички, нож, опасная бритва, стаканчик, фляжка, колода карт с голыми девками. Ножичком поковыряла дерево, опасной бритвой порезала на полосы старые желтые газеты, из фляжки попила. Ну как так – нужно же ножницы опробовать, вот тут и подвернулась соседская девчушка. Организовала «парикмахерскую» и, оболванив ее под горшок, решила подровнять и реснички. Подровняла. Ага. Жопа моя потом болела знатно.

Но больше всего мне понравилась сумка из крокодилячьей кожи, там еще буковки С, 2 штуки, только в разные стороны. Красивая! Ксеня почему-то ее назвала «Коко» и сказала, что отдаст мне ее, когда я буду понимать, что это такое. Сумка она и в Африке сумка. Странно.

Но больше всего меня заинтересовала стопка журналов относительно новых и глянцевых. Они все были на нерусском языке и такие яркие и с голыми тетками на обложках. Они, кстати, походят на ту колоду карт, что в несессере. Полистав несколько страниц в этих журналах, я уже не могла от них оторваться – это настолько захватывало – каждое фото жило своей замершей жизнью, момент женской красоты был пойман настолько точно, что хотелось еще найти такое же волшебство.

Но что меня поразило – они на лобке – волосатые. Заглянула себе в трусы – я лысая. А они волосатые, вот как так? А у меня, когда будут? Или я какая-то дефективная?

А какое на этих девушках было белье! Умопомрачительное! Я такого никогда и не видела. А море, боже какие там были фото в купальниках и на море. Я смутно вспоминаю, что я все же была на море и такие пальмы я тоже видела. А какие вечерние платья!

Я тупо часами сидела на чердаке и перелистывала эту странную жизнь в фотографиях. Думаете, разглядывала сиськи-письки? Ничего подобного. Я смотрела и думала, что в моей жизни никогда не будет ничего подобного (ога…))), у меня нет денег (угу…))) на все такое. Мне было интересно все – виды, машины, как они красятся и делают прически. Как сидят, что пьют и какие все же бывают красивые вещи.

Но больше всего мне нравилось в каждом выпуске концовка – там обычно была юмористическая карикатура. И она была понятна даже без перевода… Комикс. Знаете, что запомнилось?

Полицейский останавливает девушку на машине и спрашивает документы, она с шикарным декольте нагибается и ищет их. Полицейский торопит, а она, посмотрев на него, наклоняется еще ниже. У него почему-то начинает трещать ширинка. Потом показывают ее машину с другого ракурса, и полицейский стоит с блаженной улыбкой, прислонившись к окну водительши.

Глава 19. Ксеня учит лечить, прясть, вязать

– Ларис, ну как ты не видишь? Смотри внутрь себя. Представь, что ты стала этой женщиной, да именно ей. Войди в ее тело, почувствуй себя изнутри… Вот что у нее болит сейчас?

– Нога… в протезе у нее нога сминается справа. Бабуля! Так ей же больно!

Ксеня рассказала про разновидности «ведьм» – белые, черные, серые. Про то, как учили «Белых» лечить на Руси. Хотя назвать это обучением было странно. Все настолько просто, все настолько обыденно, что я невольно при ее рассказе думала, что это все неправда. Что