зассал… я бабушке помогал… – к горлу Андрейки неожиданно подкатил горький ком. Видимо, это не осталось незамеченным, потому как Женя сразу загоготал.

– Ну, ты давай, поплачь еще тут, зассыха мелкий, чего вообще пришел, сидел бы дома под бабкиной юбкой и дальше? – неожиданно храбро сказал он.

Андрейка, привыкший к обидным шуточкам, не обратил бы внимание на эти слова, если бы грубиян не задел честь бабушки. Ярость в долю секунды заполнила его грудную клетку и неожиданно для самого себя тихий и уравновешенный Андрейка выкидывает руку, сжатую в кулак, и бьет обидчика точно в нос.

Женя с визгом отпрыгивает назад, двумя руками закрывая лицо. Меж пальцев его тут же выступает кровь. Перед Андрейкой в следующую секунду возникает рослая фигура Ивана, который сильно толкает его в грудь, отчего тот теряет равновесие и падает.

– Ты чего это, гнида, драться вздумал?! А ну, давай со мной, слабо?!

Андрейка в ужасе смотрит снизу вверх на грозного Ивана, не в силах вымолвить слова. Тут раздается совершенно дикий вой и сбоку от Ивана мгновенно появляется долговязая фигура Жени, на лице которого легко читается безумие и боевая ярость. Страшно вереща и выкрикивая проклятия, он прыгает на лежащего Андрейку и начинает молотить его руками.

– Ах, ты, падаль, сука, мразь, мутный глаз твой на жопу натяну! Чертов урод, будешь знать свое место!

Андрейка только успевает закрывать лицо локтями от летящих со всех сторон ударов. Спихнуть с себя безумца ему не хватает сил – все же Женя гораздо старше его, а сил ему придает его злоба. Время длится нескончаемо медленно. Мальчику кажется, что он получил уже тысячу ударов – он не чувствовал боли, слишком уж был занят отражением ударов, сыпавшихся градом на его голову. Он перестал слышать ругань противника – все звуки стали напоминать далекое неразборчивое бульканье – отчетливо он слышал только частое биение собственного испуганного сердца, которое. Казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Вдруг перед глазами просветлело, и разом стало легко дышать. Андрейка чуть раздвинул локти и увидел, как Иван, обхватив Женю за талию, буквально снял его с Андрейки и теперь оттаскивал в сторону. Женя страшно корчил рожу и, по всей видимости, продолжал бранить оппонента.

Андрейка по-прежнему ничего не слышал. И по-прежнему мир двигался очень и очень медленно. Он больше с удивлением, чем со страхом, смотрел на грозящего ему кулаками Женю, на его искаженное ненавистью лицо, которое почти застыло в пробивающимся сквозь тучи лунном свете. Видел, как съехала на кончик носа его толстая оправа, как обильно сочится кровь у него из носа и капает на куртку и даже, как капельки слюны, вырываясь из его кривоватого рта, поблескивают в полуночном свету.

Тут Андрейка увидел кое-что другое, что заставило его разом похолодеть – вокруг коротко стриженной Жениной головы стали одна за другой появляться черные рябые точки. Те самые. На этот раз их было всего три, и они быстро, не встретив никаких препятствий, влетели Жене в разбитый нос. После этого мир завертелся с бешеной скоростью. Точнее, с самой обычной, но после бесконечно долгого периода заторможенности, непривычно скоро. Женю утащили куда-то за пределы видимости, а над Андрейкой тут же повисли обеспокоенные лица ребят, которые что-то невероятно быстро спрашивали, что Андрейка почти их не понимал. Да и не до того ему было. В голове бешено крутилась только одна мысль. Надо спасать Женю. Теперь он знал, что ему грозит опасность. А ведь это его вина – наверное, он случайно нанес ему смертельную рану. Что только теперь будет? Наверное, его посадят в тюрьму. И он больше никогда не увидит родителей. И не закончит школу, а значит, никогда не станет моряком, не заработает денег и не сделает операцию и до конца дней останется уродом.

Отталкивая ребят, Андрейка поднялся с земли. Голову его тут же закружило, и он завалился набок. Перед глазами все плыло, а в голове стало больно пульсировать. Он все еще плохо слышал и разбирал речь, но страх гнал его вперед. Он стал звать Женю. Из-за того, что он плохо слышал сам себя – он кричал, надрывая глотку, что есть мочи:

– Женя!!Женя!! Тебе нужно в больницу срочно! Ты умрешь! Уезжай обратно в город! Спасайся!

Андрейка раз за разом пытался встать, но вновь, не сделав и двух шагов, оказывался на коленях. От перенапряжения он почувствовал сильную тошноту. Его вырвало. Затем еще раз. А потом он просто растянулся на земле. и в глазах его потемнело.

***

Пришел в себя мальчик от чужого прикосновения и резкого, неприятного запаха, от которого щипало глаза и нос. Сквозь ресницы в уже совсем темном воздухе он различил угрюмое, заросшее густой путаной бородой лицо егеря. Шатун снял с себя плащ, накрыл им мальчика, а затем легко и осторожно поднял его на руки, прислонил ухо ко рту – убедившись, что парень дышит, круто развернулся и широким шагом стал рассекать темноту впереди. Казалось, что они двигаются очень быстро и так плавно, как будто парят над землей. Мальчик чувствовал прохладный ветерок на разбитых губах, остальное лицо было онемевшим, как бывает после укола в кабинете зубного врача. Руки и ноги окоченели от холода, и он с трудом мог двигать пальцами на них. Но в целом ничего. Жить можно. Мальчику нравилась невесомость, в которой он плыл сквозь темное пространство. Можно было представить себя космонавтом в открытом космосе. Впечатление усиливал тот факт, что мальчик был завернут в плащ – он запросто походил на скафандр, если абстрагироваться от сильного запаха сырой рыбы. А егерь Шатун был его личным космическим кораблем, неся его в далекие неизведанные галактики навстречу приключениям, добрым и веселым приключениям, которые всегда будут заканчиваться хорошо. Жаль, что сегодня не видно звезд. И что только за день сегодня такой?

***

В целом потасовка обошлась Андрейке малой ценой. Пару синяков на руках, пару шишек на голове. Для молодого организма – раз плюнуть. Приятным бонусом был маленький кровоподтек под правым глазом, на котором теперь с полным правом можно было носить повязку, ссылаясь на травму. Это было замечательно. А что было не таким замечательным, так это реакция бабушки, которая уже второй день пила валерьянку и все же была нервная до невозможности.

– Я на них в суд подам! Черти проклятые! Ребенка мне чуть не покалечили, звереныши! Еще и сбежали сволочи, оставили парня на земле лежать, одного! – то и дело вскипала она в разговоре с каким-нибудь гостем, который приходил разузнать пикантные подробности происшествия.

Приходила также бабушка Жени – довольно милая и светлая на вид старушка, которая робким голосом извинялась за внука, то и дело кланяясь и опуская глаза в пол. Бабушка измывалась над ней не менее получаса, отчитывала словно крепостную девку, то и дело проклиная ее род, в частности очкастого дурачка, который бьет детей много младше его самого.

– И чего, очешник твой дебильный, ровню себе нашел? Если кулаки чешутся, пусть приходит ко мне, я кочергой по хребту отхожу так, ей –