он понимал, что в таком маленьком социуме, скудном на происшествия, такие случаи не забываются годами.

Андрейка уже подходил к крыльцу, как услышал тоненький голосок, раздавшийся за спиной:

– Привет, – пропищал неуверенный голос, и, словно его обладатель, засомневавшись в том, что слабый звук его голоса вообще способен распространяться в окружающей среде, чуть громче повторил: «Привет!»

Это был Петя. Маленький человечек. Так про него говорили. Был он маленьким не только по возрасту, а вообще. Все было в нем очень маленьким – плечи, руки и ноги, голова и лицо. Светлые волосы на голове были редки и тонки, как паутина. То же отражалось в характере. Повадки его были скудными, речь тихой и неубедительной. Даже когда он говорил какие-то действительно здравые вещи, звучало это как какая-то глупость. И даже контуры его худого тела будто не имели четкой границы, а распылялись в дневном свете, так, что издалека его и вовсе не было видно. И вообще весь он был каким-то прозрачным и невесомым, словно призрак, – подуй на Петю, и Петя рассеется как пар.

– Привет. Я тебя не заметил. Задумался… – ответил Андрейка. Петя был единственным ребенком в деревне его возраста, при разговоре с которым Андрейка не робел и не испытывал внутреннего дискомфорта. – Как дела?

Маленький человечек понял, что с ним соизволили контактировать, поэтому сделал маленький шажок к калитке. При этом Андрейка видел, что Петя смотрит на него с необычайным, трудно скрываемым любопытством. Петя был единственным из детворы, которого не было в тот злосчастный вечер у заброшенного дома.

– Тут ребята гадают, когда ты выйдешь на дорогу? Говорят, что Женя поступил подло, когда накинулся на лежачего. И еще он старше намного – а так нечестно, – пропищал Петя и немного подумав добавил: – Каждый может обидеть маленького.

Еще Петя никогда ничего не говорил от своего имени, и высказывался только в контексте общего мнения. «Люди говорят, слухи ходят, всем известно, принято считать» – вот фразы, через которые Петя аккуратно цедил свое собственное мнение так, чтобы ненароком не вызвать негативное возмущение пространства вокруг своей персоны.

– Маленьких обижать нельзя. Так только дураки поступают – это правда, – подыграл Андрейка маленькому человечку. Маленькая улыбка тут же озарила бледное лицо Пети.

– А кто так говорит? – поинтересовался Андрейка.

– Марья и другие девочки, – раздался тонкий писк в ответ. И после паузы чуть слышно:

– И некоторые мальчики тоже…

По обычаю, ни один мускул не дрогнул у Андрейки на лице, но внутри он ощутил горячий прилив самых разных ощущений в области груди и затылка.

– М-м-м, понятно-понятно, ясно…ну в общем, я чувствую себя хорошо, так что думаю завтра уже пойду на рыбалку, если будет хорошая погода. Там, на мостках.

– Ладно…хорошо, что ты выздоровел. Пока, – привычно нейтрально произнес Петя и, осознав это, смутился. Постояв пару секунд перед калиткой, он круто развернулся и пошел было прочь, но остановился и быстро пропищал.

– Здоровская у тебя повязка, мне нравится, – и одобрительно посмотрел на Андрейку маленькими серыми глазками.

– Спасибо. У меня просто там, с глазом…после драки в общем…понимаешь… – неловко попытался объясниться Андрейка. Маленький человечек ничего не сказал и через секунду уже исчез из поля зрения, словно превратился в порыв ветра, словно и не было вовсе.

***

В этот вечер Андрейке снова было неспокойно. Он то и дело шарахался из одной комнаты в другую, включал телевизор, но не смотрел его, открывал холодильник и ничего не брал, лишь пустым взглядом всматриваясь в его недра, слабо освещенные тусклой лампочкой.

Бабушка недовольно смотрела на него – видно было, что она раздражена таким поведением, но сносила недовольство молча. Наконец, затылком почуяв ее негодование, Андрейка удалился к себе в комнату, завернулся в одеяло, открыл ставни и стал вглядываться в темный вечерний пейзаж. Окна выходили на огород, в котором не росло ничего кроме лука, чеснока и двух кустов красной смородины. Но зато дальше, где кончались их «сотки», начинались дикие поля, некогда обильно засеянные пшеницей, теперь же, также обильно покрытые бурьяном. Еще дальше виднелась неровная чернота леса. Удивительно, но отсюда даже можно было разглядеть ветвистые рога старого вяза, одиноко раскинувшиеся посреди полей. Было еще не очень поздно, но по округе уже разлилась ночная тишь, и владения дня замерли и затаились в ожидании очередного пришествия своего ярколикого бога, который вновь напитает их жаром собственного существования. Степенность и покойность природы ненароком передались мальчику, и беспокойные мысли в его голове мирно почили, как ил, поднятый со дна, оседает в чистом пруду, так и его ум стал прозрачен и ясен.

Новость о том, что многие из ребят поддерживают его, весьма бодрила дух. Но куда лучше было то, что Марья вновь была к нему расположена дружелюбно. Андрейка надеялся лишь на то, что маленький Петя все-таки свиделся сегодня с Марьей и поведал ей об их утреннем разговоре. И теперь, быть может, это произойдет уже завтра, ее светлые кудри вновь замелькают среди кустов осоки, а сердце его затрепещет и заволнуется одновременно от радости, волнения и тревоги.

Перво-наперво нужно будет прямо и без уверток объясниться с ней за тот случай, извиниться – она наверняка все поймет. Ну а дальше… как пойдет. Пусть их общение бурной шумной рекой или тихим, размерным ручьем захватит их ума и унесет прочь, туда, где не будет никого, кроме них двоих. Может быть, вся эта ситуация обернется поводом для долгой и крепкой дружбы, совершенно особенной, понятной и интересной только для него и нее. Пусть она будет немногословной, с редкими встречами, но зато самой настоящей. Такая дружба, когда всегда есть что сказать друг другу и когда можно молоть чепуху, любую, которая придет на ум, и тебя поймут и подыграют. Когда даже едкие шутки не обидны, ведь наверняка знаешь, что это не всерьез, а вообще за тебя горой. А самое главное, когда можно поговорить о чем-то действительно серьезном, важном, отличном от пустопорожней болтовни, из которой целиком состоит компанейские беседы, которые, словно старые газеты, наполняют туфлю, призванные сохранить форму и внешний вид, но не несущей никакого другого содержания, веса, ценности.

Андрейке казалось, что Марья именно тот человек, который поймет его мировоззрение и если не разделит его, то будет относиться с неподдельным уважением.

И они часами будут сидеть у реки, томясь под жарким солнцем, обсуждать все, что придет в голову, критиковать людей и события, утверждаясь в своей правде, которая, конечно, только и есть одна настоящая, в чем и сомнений быть не может.

Под эти теплые размышления он заклевал носом и не в силах более бороться со сном, закрыл окно и, быстро семеня ногами по холодному полу, добежал до кровати и так и рухнул на нее завернутый в одеяле, а через миг уже крепко спал.

***

С самого утра повязка не лежала на глазу. Может быть, Андрейке так казалось, а может, резинка и вправду слегка успела растянуться. Так или иначе он постоянно ее теребил и прикладывал на то место, как ему казалось, где ей положено быть. Это немного раздражало. Вдобавок рыба сегодня не клевала вовсе, даже не цепляла наживку, словно разом поумнела и теперь лишь иронично ухмылялась, поглядывая со стороны на жалкие потуги мальчика обманом вытянуть ее в чужеродную среду. Ни единое движение поплавка не нарушало идеальный штиль на воде, вот уже больше часа. Обычно скудный клев не беспокоил мальчика, но сегодня ему хотелось улова. Хотя бы парочку плотвин, желательно побольше, чтобы они солидным грузом лежали рядом с ним, если вдруг Марья все же придет сегодня. Но, кажется, ни первому, ни второму сегодня не суждено было сбыться.

Небо с востока затягивали черные тучи, вздутые и перезрелые, на дальних границах которых мелькали вспышки молний. Скоро они придут сюда и, судя по значительному виду, ненастье намерено быть самого серьезного толка: с грозой, ветром и долговременным отключением электричества в деревне. А значит, придется идти домой.

Он с тающей поминутно надеждой поглядывал время от времени на кусты, из которых вела тропинка на берег в надежде, что сейчас они задрожат и с широкой улыбкой из них вывалится Марья и, вытаскивая из волос травяной сор, будет притворно ругаться, мол, какого лешего, он не найдет себе рыбное местечко поцивильнее. А он в ответ скажет что-нибудь остроумное