— Рома сказал, что удалось спасти почти двадцать твоих друзей. Ты не говорила с ними об убитом «костяном»? Или о чуде?

— Для начала исправлю вас, — серьезным тоном ответила Вика. — Спасся только один мой друг.

— Рома говорил: ушло восемнадцать детей.

— Остальные мне не друзья. И с ними я не разговариваю.

Честность Вики могла бы сбить с толку любого взрослого, но только не того, кто вырос в детдоме. Дмитрий тихо усмехнулся, и девочка слабо улыбнулась в ответ.

— А среди вас, выживших, есть кто-то, кто кажется тебе каким-то… Ну, не знаю… Особенным или странным. Не таким, как все.

— Я сама странная в их глазах. Мой папа дружит с «процветающим», я дружу с толстым некрасивым мальчиком, и я люблю драконов.

«И Иван — твой ненастоящий отец», — мысленно закончил за нее Лесков.

— И все-таки… Может, есть кто-то такой… необычный?

— Нет, — Вика покачала головой. — Что в них необычного?

— Ну а ты сама?

— А что я? — девочка несколько насторожилась.

— Чем ты не похожа на остальных?

— Всем. Я приемная, мой папа не любит, когда я называю его папой, я обожаю драконов и ненавижу принцев. А остальные девочки все хотят себе принцев. Они говорят, что, когда война закончится, они выйдут замуж на богатых красавцев и будут жить в красивых домах. А ведь эти богатые красавцы как раз устроили войну и разрушили все дома. И после этого я не должна считать их дурами?

Теперь Дима понимал, за что этого ребенка недолюбливают воспитатели и остальные дети. Для учителей она была слишком прямолинейной, за что в будущем по жизни ей будет сильно доставаться. Чтобы нравиться людям, нужно уметь лукавить, сдерживаться, подавлять свои истинные чувства и, быть может, поэтому не нравиться самому себе. Для ровесников же Вика не могла стать другом хотя бы потому, что была умнее и прагматичнее их. Она могла видеть то, что не замечали другие девочки. Вот только это не делало ее «иной» в том смысле, в котором ее хотел видеть Лесков.

Тогда Дмитрий решил задать еще один вопрос, который мог хоть немного прояснить ситуацию. Он даже не стал объяснять столь внезапной смены темы, отчего Вика несколько удивилась.

— Ты вроде ходила на несколько занятий в музыкальную школу? Получалось?

— Нет, это было ужасно, — Вика весело улыбнулась. — Другие могли хоть что-то наиграть, а я… дуб дубом.

— А рисовать или петь… Или…

— Рисую вроде нормально. Пою тоже. Но всё это не то. Вот стрельба — совсем другое дело. Вы бы видели, как круто я стреляю по движущимся мишеням! Лучше папы. Он был так удивлен!

А вот эти слова заставили Дмитрия насторожиться. «Иные» обладали поразительной меткостью. Бранн тоже первым делом повел Лескова в тир, чтобы открыть ему его возможности.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Вика несколько смутилась.

— Я знаю, что хвастаться — это плохо, — пробормотала она. — Но я не хвастаюсь. Я, правда, хорошо стреляю.

— Я верю. Иван говорил мне… У тебя на обложке учебника — картина. Знаешь, кто ее автор?

Девочка опустила голову и посмотрела на учебник. Затем отрицательно покачала головой.

— Иван Иванович Шишкин. Картина называется «Сосна на песке». Красиво, правда?

— Да, — неуверенно ответила Вика.

— Сможешь мне нарисовать такую же?

— Так вы Катю попросите! Она очень красиво рисует такие ёлки.

— Это сосна.

— Ну да, то есть сосны. Она же профессиональная художница!

— А, может, ты все же попробуешь. В знак нашего примирения, — Лесков улыбнулся.

— Ну я не знаю. А вдруг некрасиво получится, — протянула Вика.

— Главное, чтобы ты нарисовала это сама. Чтобы тебе никто не помогал.

— Ладно. А, может, я вам все же лучше дракона нарисую?

— Почему ты так любишь драконов?

Ответить на этот вопрос Вика не успела. Она приоткрыла губы, желая что-то сказать, а затем, заметив кого-то, весело улыбнулась и помахала ему рукой. Дмитрий обернулся и увидел появившуюся в коридоре Катю Белову.

В последний раз они виделись еще тогда, когда Лесков лежал в госпитале. Девушка пришла к нему вместе с Иваном и Ромой, и у них почти не было возможности поговорить друг с другом. Они обменялись какими-то формальными фразами, стараясь выглядеть как можно более непринужденно. Но в душе каждый чувствовал себя и счастливым, и подавленным одновременно. Дмитрий скучал по ней, она скучала по нему, поэтому при встрече их радость не была наигранной. И тем не менее обоим было тяжело. Наличие Ромы и Ивана спасали беседу — Суворов был отличным журналистом, поэтому с легкостью сглаживал любое едва уловимое напряжение вовремя заданным вопросом. Не особо общительный Бехтерев ему помогал своими редкими вставками. А вот сейчас, когда этих двоих не было рядом…

Когда Дмитрий обернулся, Катя невольно замедлила шаг. В ее глазах отразилась неуверенность. Быть может, она даже пожалела, что столкнулась с тем, от кого так долго бежала. Вика была недостаточно прочной стеной, чтобы укрыться за ней от неловких взглядов и натянутых разговоров. И Лесков почувствовал Катино состояние.

Он поднялся и, улыбнувшись девушке, жестом пригласил ее присоединиться к их компании. В свою очередь Вика немедленно бросилась на шею своей подруге.

— Я ждала тебя позже, — воскликнула девочка.

— Позже не получится. Пришлось сейчас, — улыбнувшись, Катя ласково поцеловала Вику в щеку. Затем посмотрела на Лескова и чуть тише добавила:

— Привет, Дим!

— Привет.

И вот она — эта неловкая пауза, какая случается у недавно расставшейся пары. Тогда Белова заставила себя переключиться на Вику и принялась задавать ей вопросы о том, как проходит ее день, и успела ли она выучить стихотворение Пушкина. Девочка отвечала охотно, а Лесков не вмешивался в их диалог. Он уже подумывал о том, чтобы уйти.

— Может, мне оставить вас вдвоем? — внезапно спросила Вика. Ни Катя, ни тем более Дмитрий не могли знать, что даже эта маленькая девочка в курсе сплетни, что якобы Белова путается с «процветающим». Она услышала разговор двух воспитательниц, которые тихонько обсуждали это в школьном коридоре.

От предложения Вики Катя слегка покраснела, а Лесков опешил.

— Останься! — они ответили едва ли не хором, отчего маленькая Бехтерева тихо рассмеялась.

— Так у меня все равно через минуту начнется урок литературы, — ответила она. — Так что еще увидимся. И, Дмитрий, не говорите, пожалуйста, папе, что я называла его папой. Ему это не нравится.

С этими словами девочка махнула своим собеседникам рукой и, прижимая к груди учебник, неспешно направилась обратно в класс. Из-за этих двоих ей так и не удалось повторить стихотворение Пушкина. Дмитрий и Катя молча переглянулись.