Удивительно, но это безобразие продолжалось без малого девять лет. Бесконечные ссоры, изредка прерываемые идиллическими примирениями, стали рутиной и принимались как данность. Детей у них не было. Сначала Анечка не хотела портить фигуру, а когда захотела, выяснилось, что родить она не может в принципе, причем приговор окончательный и лечению не подлежит.

Распечатав четвертый десяток, Дима понял, что молодость его была сожрана не только напряженной работой, но и безрадостной семейной жизнью. Искренне жалея Анечку, он собрался с духом и подал заявление на развод. И только тогда понял, что жалеть надо было самого себя. За несколько лет до этого родители Димы погибли в железнодорожной катастрофе, оставив ему в наследство квартиру, дачу, «жигули»-«шестерку» и кое-какие ценности. Анечка требовала поделить - непременно через суд! - все, вплоть до носовых платков и чайных ложек. Процесс был затяжным и изматывающим, как партизанская война. Потребовалось вмешательство тестя и тещи, безоговорочно ставших на сторону зятя - уж они-то прекрасно знали свою доченьку и не уставали удивляться Диминому долготерпению. В результате Анечка удовольствовалась дачей в Лемболово.

С тех прошло одиннадцать лет, жениться снова Дима не собирался, хотя анахоретом, конечно, не жил. Нельзя сказать, что он был таким уж записным юбочником, напротив, предпочитал отношения прочные и стабильные, однако стоило очередной пассии начать намеки на положительные стороны союза, освященного государством, Дима рвал с ней окончательно и бесповоротно.

Была и еще одна причина, по которой он не стремился к брачным узам. Связана она была исключительно со специализацией их агентства. Точно так же как большинство психиатров подозревают, что весь мир сошел с ума, а большинство милиционеров в каждом встречном человеке видят потенциального правонарушителя, Дима подозревал, что все без исключения мужья изменяют женам, а жены - мужьям. Сам он, правда, был патологически верен и Анечке, и своим подругам, а насколько они верны ему, никогда не интересовался. Но Анечку он не любил, а подруги были только подругами. Становиться же обманутым мужем ему никак не хотелось. Он даже как-то ознакомился со статистикой и с ужасом узнал, что число супругов, хотя бы раз в жизни сходивших налево, стремится к абсолюту. Дима понимал, что если ситуация действительно такова, ее надо принимать как неизбежность, но перспектива стать рогоносцем все равно не прельщала.

Сейчас у него был роман с дамой по имени Ксения, директрисой модного фитнес-клуба, и отношения, начавшиеся сравнительно недавно, находились уже в стадии полураспада. Ксения, красивая и надменная, словно византийская императрица, искренне недоумевала, как существо мужского пола - существо, по определению соперничающее примитивностью с амебой, - может не хотеть находиться рядом с ней двадцать пять часов в сутки. Она все чаще оставалась ночевать, мотивируя это тем, что от Димы ближе до работы, и даже перевезла кое-какие вещи. Он следил за этими поползновениями с любопытством энтомолога, прикидываясь до поры до времени лопоухим дурачком.

Беда была в том, что они пока еще не вышли из экстремальный фазы романа со всеми вытекающими последствиями, вроде походно-полевого секса в лифте, потому что подождать до квартиры не хватает терпения. Порвать с Ксюшей теперь было бы еще слишком болезненно. Другое дело, когда страсти-мордасти улягутся. Вот тогда расставание вызовет только грусть и легкое сожаление. Если, конечно, вызовет.

Телефон заверещал как-то особенно мерзко.

«Если Ксюха, - подумал Дима, - скажу, что занят».

Видеть ее сейчас не хотелось. Не хотелось видеть вообще никого.

- Митрий, ты что, спишь? - возмутился Валентин, когда после десятого звонка Дима все-таки снял трубку. - В «Аргус» звоню - уехал, дома - глухо, сотовый недоступен.

- А что случилось? - лениво потянулся Дима.

- Ты говоришь, у вас с Балаевым в Лемболово дачи были?

- Да.

- По сводкам прошел один труп. Вернее, не труп, а скелет. Как раз в Лемболово, в лесу. Не поверишь, в муравейнике. Там дерево рядом, так скелет к нему привязан был. Короче, кто-то его связал, рот залепил и в муравейник посадил на съедение. Просто фильм ужасов какой-то.

- Ты думаешь, это Сергей? - Дима не мог поверить своим ушам.

- Я сейчас говорил со следователем. Скелет нашел грибник. У него там, в муравейнике этом, грибное место. В кусты эти вообще никто не ходит, туда трудно залезть. Эксперты сказали, что такая здоровенная муравьиная семья - а там куча с тебя ростом - труп обожрет догола за месяц.

- Ну, судя по тому, что он был привязан, это был не труп. Господи, кошмар какой! - Диму передернуло, когда он представил себя, заживо поедаемого мелкими кусачими тварями.

- Там кусок скотча валялся, по размеру - как раз рот заклеить. Если бы кричал, кто-то, может и услышал бы, там место людное, грибники, дачники всякие.

- Стоцкий, ты мне не ответил. Ты уверен, что это Сергей? - педантизм Валентина и его пристрастие к деталям порой просто бесили.

- Он уехал с Финбана. Возможно, на приозерской электричке. И по времени возможно. Череп отдали на экспертизы. Ну как в ростовской лаборатории: сканируют изображение, компьютер восстанавливает лицо, сравнивает с фотографиями из базы данных и дает ответ: череп может принадлежать такому-то с такой-то вероятностью. Дальше берут медицинские карты: зубы, переломы, аномалии. Если возможно, делают генетическую экспертизу. Но у Балаева близких родственников нет. Вообще-то это дело долгое, но я попросил, мне обещали побыстрее закончить. Как будет готово - звякну.

Через час Диме позвонила Ольга, и говорить ей об отсутствии новостей в этот раз было настоящей пыткой.

Экспертизу провели в рекордно короткие сроки. Уже к концу недели стало ясно: скелет, найденный в муравейнике, на 95 целых и сколько-то там десятых может принадлежать Сергею Павловичу Балаеву, 1958 года рождения, русскому, несудимому, генеральному директору российско-американской радиостанции «Радио-Эль». Сначала компьютер подтвердил, что череп вполне мог принадлежать именно ему, а установленные по медицинским картам двойной перелом костей правого предплечья, искривление позвоночника и неправильный прикус при наличии двух искусственных зубов совпадали с аномалиями и повреждениями скелета.

Стоцкий, на которого вдруг свалилось очередное «глухое» убийство, сообщил об этом Диме и малодушно попросил известить Ольгу.

Вопреки опасениям она выслушала страшную новость почти спокойно.

- Знаете, - она говорила глухим голосом, почти лишенным интонаций, и только пальцы, сжимающие сигарету, мелко подрагивали, - я уже смирилась с мыслью, что Сережи нет. Он был каким угодно: хитрым, скрытным, может, даже, что скрывать, не совсем порядочным. Но он вряд ли позволил бы себе просто так исчезнуть, бросить меня, ни слова не сказав.

Дима мог бы возразить - вряд ли Сергей совершенно изменился за эти годы, да и ситуации в жизни бывают всякие, - но не стал. И, поколебавшись, сказал ей все.