— Хорошо.

Звон дверного колокольчика, многократно усиленный магически, раздался будто бы над самым ухом, хотя находились мы в мастерской.

— Демонова теща! Они уже здесь! — недовольно выдохнул мой работодатель.

Это ругательство звучало несколько странно из уст художника (от человека такой профессии ожидаешь чего-нибудь более оригинального и изящного), но я слышала его от Брика не в первый раз.

— Закончишь тут? — со вздохом уточнил оман.

— Конечно.

На самом-то деле о том, что сегодня к Брику придут гости, мы знали заранее. И колокольчик зазвонил, как и было назначено, ровно в шесть. Однако художник оказался настолько увлечен работой, что воспринял этот звонок так, будто друзья заявились часа на два раньше, чем планировалось.

— Тогда закругляйся, и можешь идти домой. — О том, что сегодня я заканчиваю работать пораньше, мы тоже договорились заранее. — Да! — вспомнил он. — Сможешь отнести вниз кахелет?

Я утвердительно кивнула. Кахелет — специальный материал, из которого готовилась синяя краска. Краска эта получалась необычной, позволяя особенно достоверно передать глубокий цвет летнего неба. Сам материал, пока он еще не был смешен с водой и пригоден для рисования, следовало хранить в холодном месте, то есть в нашем случае — в погребе. До сих пор я спускалась туда только один раз, но этого было достаточно, чтобы не заблудиться. В особняке же работаю, не в замке с лабиринтом подземелий.

Художник, накинув на плечи сюртук, отправился открывать. Далия к этому времени уже была отпущена, так что гостей предстояло впустить лично хозяину.

Я неспешно закончила свои наброски, сложила листы с расчетами, поглядела на картины и лишь после этого собралась спуститься в погреб, прихватив баночку с темно-синим содержимым. И только тогда сообразила, что для этой цели нужно будет пройти через весь дом, и главное — через гостиную. Ту самую, где Брик уже сидел вместе со своими друзьями.

Черт! И что мне стоило проскочить на кухню раньше? (Лестница в погреб вела именно оттуда.) Теперь придется шествовать мимо всей компании. Я такое терпеть не могу, тем более и статус у меня здесь не тот, чтобы вертеться среди гостей. Да и собственная внешность давно приучила обходить подобные посиделки стороной. Однако же и выбора нет. Быстренько проскользну, авось, внимания особого не обратят.

Вышла из мастерской, быстро пересекла кабинет и нерешительно замерла у распахнутых дверей гостиной.

— Этот Габаи совершенно ненормальный, — тоном бывалого сплетника вещал один из гостей, рыжеволосый.

Всего за столом сидело трое. Помимо говорившего и собственно Брика, откинувшегося на спинку стула с бокалом в руке, я увидела еще одного гостя, худого шатена. Он как раз перекладывал что-то себе в тарелку из глубокого сотейника, над которым вился пар, но при этом, кажется, ни на секунду не переставал прислушиваться к рассказу приятеля.

— Вздумалось ему нарисовать портрет, — продолжал рыжеволосый, эмоционально размахивая собственной вилкой, на которую был нанизан еще не съеденный кусок мяса. Говядины или телятины, судя по цвету. — А поскольку он оман и рисовал, как видно, старательно, портрет — девушки, к слову, — получился как живой. Так вот, Габаи умудрился в эту самую девушку влюбиться.

— И что?

Шатена история, похоже, впечатлила. Брик же продолжал потягивать вино со своим обычным безразличным видом, разве что уголки губ едва заметно приподнялись, наметив легкую улыбку.

— А что тут может быть? — Рыжий отправил наконец вилку в рот и выдержал драматичную паузу, тщательно пережевывая мясо. — Оман, да простят меня присутствующие, — это не бог, настоящую женщину сотворить не способен. К ней можно прикоснуться, тепло дыхания ощутить, посмотреть, как ветер треплет волосы. А пообщаться с ней по-настоящему нельзя. Вот и мается он теперь, и чем все это закончится — неизвестно. Если хотите знать мое мнение, то, думаю, свихнется он окончательно рано или поздно. Такая влюбленность до добра не доведет.

— А раньше в истории искусств подобных случаев не было? — полюбопытствовал шатен.

— Да что-то не припомню. — Рыжий вопросительно посмотрел на Брика. — Что скажешь, Итай?

— Да я тоже не припоминаю, — откликнулся мой работодатель.

Мне показалось, что новостью для него этот рассказ не стал. Должно быть, он уже слышал историю незадачливого омана в среде своих коллег.

Я решила, что сейчас, когда все трое увлечены столь необычным происшествием, я смогу потихоньку пересечь гостиную. Совсем уж незамеченным мое появление, конечно, не пройдет, но и особого внимания уделять тоже не станут. И я пошла, стараясь совместить тихое передвижение с внушительной скоростью. Но меня окликнули.

— Вот, господа, познакомьтесь, — произнес Брик, за что мне тут же захотелось его придушить. — Это Дана Ронен, моя новая ассистентка.

Вынужденно остановившись под прицелом заинтересованных взглядов, я выдавила улыбку.

— Очень приятно.

— Взаимно, — заверил рыжеволосый.

— Это Омер Даган, художник, — пояснил хозяин дома.

Я кивнула.

— Скорее так, немного рисую, — поскромничал гость. — Но на способности омана не замахиваюсь.

— А это — Нир Таль, скульптор, — не поведя бровью в ответ на услышанную поправку, продолжил Брик.

— Очень приятно, — повторил дежурную фразу шатен.

Я снова вынужденно улыбнулась.

— Не желаете к нам присоединиться?

Рыжий был само гостеприимство. Кажется, он уже нацелился на стул, который собирался мне предложить.

— Нет, благодарю вас, — поспешила отказаться я. — Я уже ухожу, мне только нужно… в общем… доделать одно дело.

В качестве доказательства я приподняла повыше баночку с кахелет, после чего поспешила прочь из гостиной. Только отправилась не в прихожую, через которую пришли коллеги Брика, а в сторону кухни. Оказавшись за пределами комнаты, где проходила трапеза, облегченно выдохнула и остановилась, прижавшись спиной к стене, чтобы унять сердцебиение. А спустя примерно полминуты услышала, как гостиная взорвалась дружным смехом. Сердце вновь заколотилось, дыхание неприятно перехватило.

— Вот это да-а-а! — Насколько я успела запомнить голос, говорил Омер. — Ну ты даешь, Итай! Интересный выбор ассистентки! Где ты ее откопал?

— Места надо знать.

Это уже Брик. Говорит, как всегда, спокойно, и понять по звучанию, смеется он или нет, я не могу.

— Нет, правда! — вмешался третий голос. Если верить методу исключения, это был Нир. — Внешность у нее действительно очень своеобразная. Никак не думал, что у тебя такое искаженное чувство прекрасного.

— При чем тут вообще чувство прекрасного? — парировал мой работодатель.

— Ну, ты же выбрал из всех потенциальных кандидатур именно ее!