Без особого труда армия преодолела путь, отделявший Катгерген от аванпоста Хардит, и на два дня встала лагерем вокруг него — к нечаянной радости местных солдат. Гарнизону Хардита вменялось в обязанность следить за передвижениями на дороге, но по большому счету все их существование в этом отдаленном форте было каждодневной борьбой за выживание.

Апанпост находился на западной границе Пустошей. Дальше на запад простирались безлюдные земли, пересеченная местность, где еще встречались участки, поросшие хвойным лесом.

На третий день пути, после того как армия покинула Хардит, с севера налетела жестокая снежная буря. Она напала как разъяренная росомаха, прижала людей к земле и попыталась разорвать их на части. Они потеряли дорогу и целые сутки пытались отыскать ее. Безрезультатно. Снег ложился высокими сугробами, ветер перекатывал их туда-сюда, словно океанские волны, и ориентироваться было решительно невозможно. Равно не могли они отыскать дорогу ни по солнцу, ни по звездам. Лика приказал своим людям двигаться, используя счисление пути. Это был утомительный процесс, во время которого большая часть армии подолгу оставалась на одном месте. Безрадостная перспектива в подобных погодных условиях.

Каждый вечер генерал Алайн выбирал место для лагеря рядом с каким-нибудь естественным прикрытием: возле цепи холмов или в лесу — если удавалось отыскать его в одной из низин. Солдаты вынимали из саней топливо и устанавливали преграды для ветра. Когда огонь костров разгорался как следует, в них кидали целые древесные стволы. Потом вся армия собиралась вокруг этих ярко пылающих костров, лица краснели и покрывались потом, глаза слезились от дыма, даже если ветер дул в спину. Но как бы ни силен был огонь по вечерам, за ночь он неизбежно угасал. Золу и уголья заносило снегом. Утро встречало людей трескучим морозом; солдаты тратили долгие часы, разыскивая друг друга под снегом и понуждая собак двигаться дальше.

На двадцать второй день пути они проснулись от жгучего ветра, дующего с севера. Кристаллики льда облепили одежду и кололи лица, будто острые осколки стекла. Едва армия оставила лагерь, как вернулся один из разведчиков головной колонны и кинулся к генералу с докладом. Солдат, впрочем, не сумел сказать ничего вразумительного. Местность впереди была плоской, как тарелка — насколько он мог судить. Разведчик полагал, что следует повернуть и двигаться вниз под уклон, который привел бы их к Тахалиану. Однако кое-что встревожило его. Какой-то звук в воздухе и промерзшей земле под ногами. Солдат услышал его лишь потому, что отошел далеко от армии, куда не долетал шум ее передвижения. Вдобавок ему казалось, что собаки тревожатся; очевидно, они тоже слышали эти странные звуки.

Генерал наклонился поближе к разведчику, чтобы тот разобрал его слова за ревом ветра.

— Какой такой звук?

Разведчик замялся.

— Будто дыхание…

— Дыхание? Что за чушь? Какое еще дыхание в такую погоду? У тебя проблемы со слухом.

Генерал протянул руку, точно намереваясь откинуть капюшон солдата и проверить, на месте ли у того уши. Разведчик не сопротивлялся; казалось, он и сам не в восторге от собственного ответа.

— …Или сердцебиение. Я не уверен, сэр. Оно такое…

Генерал никак не продемонстрировал, что считает сообщение особенно важным, но через некоторое время отошел в сторонку от своих офицеров, чтобы поразмыслить в одиночестве. Даже если рассказ солдата вызван проникшей в него болезнью, не следовало приуменьшать опасность. Разведчики замечают множество неочевидных вещей. Возможно, они могли бы выяснить, где находится армия, или вернуться по собственным следам к месту последней лагерной стоянки, где еще остался небольшой запас топлива для костров. Возможно, имеет смысл переждать там бурю и даже раздать дополнительный паек из запасов продовольствия, если возникнет нужда. В конце концов, армия находилась где-то неподалеку от Тахалиана. Даже если Хэниш Мейн замыслил недоброе, он не осмелится сейчас выступить открыто. Он будет вынужден принять армию Алайна и притворяться верным подданным империи…

Генерал стоял на самом краю колонны. Видимо, именно поэтому он и услышал звук — если слово «услышал» вообще было здесь применимо. За спиной шумело войско, скрипел снег под ногами, шуршали полозья саней. Нет, если он и услышал — то не ушами. Скорее уж Алайн почувствовал звук — низкую вибрацию, которая словно эхом отдавалась в груди. Он отошел от колонны еще на несколько шагов и опустился на одно колено. Кто-то из офицеров окликнул его, но генерал отмахнулся сжатым кулаком, и офицер замолк. Лика встал на колени, стараясь снова уловить звук; он попытался отрешиться от всех прочих шумов — воя ветра и шороха капюшона, трущегося о волосы. Прошло несколько минут, и генерал обнаружил то, что искал. Слабый звук, однако он был. Похож на дыхание, в самом деле. На сердцебиение, да… Разведчик не лгал. В этом звуке был ритм — равномерный и повторяющийся. Генерал пытался понять…

Он выпрямился и приказал войскам строиться, сомкнуть щиты и приготовить оружие. Велел лучникам достать стрелы с тяжелыми наконечниками, для которых ветер не станет помехой. Отдал приказ возницам собрать сани в середине колонны и загнать туда же собак. Тот самый офицер, который окликал генерала, спросил, что же он услышал, и Лика коротко бросил:

— Барабан.

Армия выстроилась в боевые порядки. Пятьсот пар глаз напряженно смотрели на север, где по-прежнему яростно бушевала буря. И тогда все услышали звук…

Прошел час. Они стояли недвижно, вслушиваясь в далекий ритм. Звук бился и пульсировал где-то за ветром, который теперь стал еще сильнее. Тяжелые хлопья снега мгновенно покрыли плащи, шерстяные края одежды, щиты и уже не таяли на лицах — так холодна была кожа людей. Солдаты превратились в белые статуи. Генерал стоял неподвижно, слушая далекий рокот, который, казалось, звучал в такт с биением сердца. И тем сильнее было его изумление, когда звук прекратился. Просто исчез. От неожиданности Лика на миг перестал дышать. А затем он понял, что совершил ошибку. Где бы ни был этот барабан, он стучал много больше часа. Возможно, дни или даже недели — прежде чем они сумели расслышать его. Как можно было быть столь беспечным?..

Впрочем, генералу не дали времени поразмыслить над этим вопросом. Тварь выскочила из-за снежной завесы и кинулась на него. Огромный зверь, рогатый и покрытый шерстью, нес на себе всадника. Человека, закутанного в шкуры и меха, с копьем в воздетой руке. Всадник издал яростный вопль. Его скакун вломился в ряды людей как раз со стороны генерала и его охраны. Он прорывался сквозь колонну, не обращая на солдат никакого внимания. Одних зверь растоптал, других раскидал в разные стороны, не снижая скорости и не меняя курса. Тварь пропала из поля зрения на противоположном конце колонны — так же быстро, как и появилась.

Ошеломленный, генерал замер, созерцая жуткую картину. Десяток погибших и вдвое больше раненых, которые корчились на снегу, окрашивая его кровью.

Чья-то рука легла ему на плечо. Генерал повернулся и увидел именно то, что ожидал: всадник был не один. Остальные возникли в единый миг, выскочив из-за пелены бурана. Их было невероятно много. Странные люди, каких генерал никогда прежде не встречал. Этот кошмарный рой будет последним, что он увидит в своей жизни, подумал Лика. Теперь генерал понял, что даже если его послание дошло до Акации, оно было отнюдь не полно. Король и жители империи и не представляют, какая жуткая угроза движется на них с севера.