Как же изумлен он был тогда ее ответом! Алира подошла к нему, придвинула красивое большеглазое лицо. На нем не было ни следа удивления, отвращения или осуждения. «Король — лучший и худший из людей, — сказала она. — Ну конечно же. Конечно». Их губы встретились; она целовала Леодана страстно и жадно, так, что у него перехватило дыхание. Может быть, именно в тот момент они на самом деле стали мужем и женой. В миг полного понимания и согласия. Теперь Леодан не мог бы сказать, какой аспект ее любви притягивал его более всего. Может быть, то, что Алира могла простить ему все, и любить, по-прежнему считая добрым, великодушным человеком? Или осознание того, что Алира — как и он сам — была способна подняться над правдой и ложью? Что бы ни делал король, он не боялся признаться жене и получал ее благословение. Он любил ее беззаветно. Теперь Леодан сомневался, что сумел бы править империей, если бы рядом не было Алиры. Неизвестно, пошло ли это на пользу Акации, но для Леодана — слабого и неуверенного в себе правителя — помощь жены оказалась бесценным даром.

— Возможно, Таддеус, — промолвил Леодан, запоздало отвечая на реплику канцлера. — Возможно, я оказываю тебе слишком большую честь. Все мы временами совершаем эту ошибку. Но какой от нее вред?

Если Таддеус и сказал что-нибудь, король не услышал ответа. Он закрыл глаза и отрешился от реальности. Казалось, какая-то сила прижимала его к невидимой стене. Мист наполнил душу до краев, и настала пора сбросить оковы физического мира. В такие моменты Леодан чувствовал себя так, будто бы прижимался грудью к твердой плите, а неведомая сила упрямо вдавливала его тело в этот камень. Когда он больше не мог выносить тяжесть, тело начало протекать сквозь плиту, чтобы погрузиться в нее и пройти насквозь — словно камень был пористым, а сам Леодан обратился в жидкость.

По ту сторону бытия ждала Алира. Иллюзия, которую он любил более реальной жизни. И Леодан поспешил к ней.

Риалусу Нептосу казалось, что он нашел способ следить за всеми, кто появляется в цитадели Катгерген. Он полагал, что подобный надзор необходим для наместника — особенно учитывая его шаткое положение…

Нептос заказал большой лист стекла, который сделали в печи у подножия крепости. Затем вынул часть стены в своем кабинете и заменил его стеклом; получилось огромное окно. Стекло было выше человеческого роста и такое широкое, что Риалус едва мог ухватить его, разведя руки в стороны. Работа вышла не безукоризненной. Стекло оказалось неравномерным по толщине, скорее матовым, чем прозрачным, а вдобавок внутри было полно воздушных пузырей. Тем не менее Риалус отыскал несколько участков, сквозь которые можно было смотреть.

Оставшись один в своих покоях, он прижался лбом к новоявленному окну. Теперь в комнате наверняка станет холоднее, и кашель усилится. О, этот бесконечный кашель! Вечная мука, терзавшая его слабую грудь… Однако Нептос не собирался сдаваться. Порой он даже ложился на пол, глядя на улицу сквозь прозрачный участок в нижней части стекла; устроившись таким образом, можно было увидеть вход в казармы и проследить, кто навещает подопечных Лики Алайна. Если же встать на скамеечку и глядеть через стекло вниз, прищурив один глаз, появлялся прекрасный обзор ворот в центре восточной стены. Отсюда Нептос увидел, как войска генерала Алайна покидают Катгерген — вопреки прямому приказу наместника. Несколько недель спустя из этой же точки Риалус наблюдал прибытие Маэндера — среднего из братьев Мейн.

Нептос отодвинулся от стекла. Ему вновь стало холодно. Цитадель отапливалась при помощи горячей воды, которая била из земли. Посредством сложной системы труб и воздушных туннелей тепло разносилось по всему зданию. Создатели Катгергена называли замок чудом инженерного искусства, но, по правде сказать, здесь никогда не было достаточно тепло. А Риалус к тому же подозревал, что его намеренно поселили в самых холодных покоях.

Он обогнул стол, подошел к стене, уставленной книжными полками, и провел пальцами по корешкам. Запыленные фолианты, полные записей, учетные книги и журналы наместников, которые велись с первых дней установления акацийской гегемонии в провинции Мейн. Отец Риалуса относился к этим книгам с мрачной почтительностью. Он пытался внушить ее и своему единственному сыну — безуспешно. Риалус был вторым поколением в семье, с тех пор как она перебралась в Мейн; должность наместника он унаследовал. Когда предыдущий наместник ушел на покой, отца отправили сюда, на север, в наказание за какое-то должностное преступление. Какое именно, Риалус даже не мог припомнить. Шли годы. Наместники других провинций менялись часто, но семья Нептосов прочно осела в Мейне. Акараны, казалось, просто забыли о них. Риалус сознавал, что вынужден расплачиваться за преступление, о котором и понятия не имеет. Прискорбно, что окружающий мир не видит ясного и острого ума (правда, заключенного в хилом теле)! Если бы только люди сумели взглянуть дальше физических дефектов, они бы поняли, какой бесценный работник прозябает здесь, в северной глуши.

Риалус любил повторять, что Дающий награждает достойных. Увы, покамест, похоже, божественные силы мира не заметили его существования. По прошествии десяти лет, которые Риалус провел на посту наместника, забытый всеми, его преданность империи Акаранов изрядно пошатнулась. Старший из братьев Мейн быстро заметил это. Хэниш был красивым мужчиной и блистательным оратором. Когда он говорил, его серые глаза светились такой уверенностью и самообладанием, что Риалус не мог противиться напору. Хэниш разъяснил ему странную систему верований Мейна, и в его устах она вовсе не казалась абсурдной. Мир живых мимолетен и быстротечен, объяснял он, но сила, называемая Тунишневр — вечна. Тунишневр представлял собой сонм душ всех достойных людей народа мейнов, когда-то ходивших по земле, а ныне умерших. Однако жизненная сила не полностью покинула их; энергия ярости держала Тунишневр прикованными к миру людей. Виной тому было проклятие, наложенное на мейнцев и не позволяющее им уйти за грань бытия. Души, запертые внутри мертвых тел, отданы во власть бесконечных мук и невыносимой боли. Смерть, которой следовало стать радостью и освобождением, обратилась жуткой пыткой. Предки, объяснял Хэниш, избрали его, чтобы облегчить их страдания.

Наместник спросил, чего же на самом деле хотят эти Тунишневр, и как именно их следует освобождать от мук, но Хэниш лишь легкомысленно пожал плечами, словно они с Риалусом были приятелями. Он умел мгновенно перескакивать с серьезного тона к самому что ни на есть непринужденному.

— Я знаю, что в мире живых должны произойти перемены, и мне надлежит их осуществить. Я для этого рожден. А ты, Риалус Нептос, — союзник моего врага.

Хэниш говорил шутливым тоном, но список преступлений, совершенных Акацийской империей, от того не становился менее длинным и менее омерзительным. Хэниш называл их одно за другим. Под гнетом Акаранов страдали все, от бледных жителей севера до темнокожих обитателей юга. Восток и запад, бесчисленное множество разных, не похожих друг на друга людей. Многие поколения жили и умирали под железной пятой «вечного мира» Акаранов. Мейн, однако, никогда не забывал, кто его настоящий враг. И иаконец-то в Акации появился достаточно слабый король, чтобы нанести удар. По мнению Хэниша, Леодан оказался самым никчемным правителем за всю историю акаранской династии. Может быть, в скором времени начнется новая зра; появится новый календарь, ведущий отсчет времени от этого славного дня. Возникнут иные представления о справедливости, будут перераспределены земные блага, власть и привилегии наконец-то попадут в руки тех, кто трудился на благо других людей… Риалус едва ли мог возразить. В конце концов, он сам был в числе несправедливо обиженных и отлично знал, как Акация платит по счетам своим союзникам.