об этом. Расскажи-ка мне о саблезубом тигренке. Ему все еще нужно молоко?

Как же Атлатлю хотелось солгать своей бабушке! И он попытался заставить себя сказать ей неправду, но у него не получилось.

– Нет, уже не нужно, – ответил он наконец.

– Так я и думала, – промолвила Вавацека. – А ты помнишь, что должен выпустить его на волю в холмы после того, как его выкормят?

– Да, – так же неохотно сказал Атлатль. Тигренок сидел у его ног. Неужели это их последний день, проведенный вместе?

– Если ты помнишь о моем решении, – добавила Вавацека, – вспомнишь также, что я не объявляла, когда именно ты должен отпустить его. Я лишь сказала, что его нужно выпустить после того, как он перестанет кормиться молоком.

– Вавацека?!

– Тигренок, как ты его называешь, кажется, больше не привлекает к себе внимания людей. Я пока не вижу причин, по которым ему следует покинуть наше племя. Но будь осторожен. Не каждый рад делить стойбище с хищником.

Глава десятая

Минуло немало закатов и восходов, и вот пришли первые утренние заморозки и дневные дожди. Воздух становился холоднее, и все в племени знали, что скоро начнутся частые ливни – и наверное, даже со снегом.

Для большинства мужчин и женщин ожидание зимы было связано с предстоящим Собранием племен. До него оставался всего один лунный цикл. Однако для Атлатля Собрание служило лишь очередным напоминанием о том, что его никогда не примут в ряды охотников. И он по-прежнему проводил время в одиночестве.

Как обычно, в то утро юноша сидел вместе с Тигренком у водомерного камня на берегу реки. Накануне вода снова поднялась, на этот раз примерно на высоту наконечника копья. Чтобы скоротать утренние часы, Атлатль мастерил себе еще одну камнеметалку. Он экспериментировал над тем, как далеко с ее помощью можно метать мелкие камни, и наблюдал, как они отлетали и с брызгами падали в воду выше по течению реки.

Краем глаза юноша заметил движение. Он взглянул на прибрежную тропинку и заметил Пауоу и Аписи, направлявшихся в его сторону. Пауоу нес копье, а у Аписи была длинная веревка, сплетенная из кожаных ремней.

– А вот и вор!

Эти слова сердито и осуждающе произнес Пауоу. В его голосе чувствовалась приглушенная жестокость, и Тигренок, уловив это, зарычал.

– Я не вор, – возразил Атлатль.

– Это будут решать старейшины, – отрезал Пауоу, направив копье на Тигренка. – Ты отвечаешь за это животное, а мы видели, как он украл мясо из сушилки.

– Это невозможно! Тигренок всегда со мной.

– Аписи все видел!

Атлатль повернулся к мальчику.

– Когда же это случилось?

– Сегодня утром, – ответил тот, при этом не смотря Атлатлю в глаза.

– Кто еще это видел? – спросил Атлатль. Сушилка стояла возле палаток. Если бы Тигренок каким-то образом туда прошмыгнул, наверняка нашлись бы и другие свидетели.

В ответ малыш пожал плечами.

– Я тоже видел, – вмешался Пауоу. – Аписи и я были вместе, когда это произошло. Тигренок сорвал кусок мяса с палки и убежал с ним.

Атлатль промолчал. Для предъявления обвинения требовались двое свидетелей. Аписи не умел врать так мастерски, как Пауоу, но, несмотря на это, старейшинам придется принять меры, если эти двое скажут, что видели, как Тигренок украл еду.

– Вы уже рассказали это кому-нибудь из старейшин? – вымолвил наконец Атлатль. Ему нужно было потянуть время, чтобы придумать, как защитить питомца.

– Расскажем, как только приведем зверя на стойбище, – ответил Пауоу, по-прежнему направляя копье на животное. – Аписи, набрось веревку ему на шею!

– Нет, – Атлатль загородил собой Тигренка.

Звереныш вытянул шею, глядя на Пауоу из-под ног Атлатля, и продолжал тихонько рычать.

– Аписи, – приказал Пауоу, – сейчас же свяжи его.

– Ты угрожаешь мне копьем, – заметил Атлатль. – Старейшины об этом тоже узнают.

– У тебя нет свидетелей, – Пауоу усмехнулся и сделал вид, будто тычет копьем Атлатля в грудь, приближая острие почти вплотную. – Ты что-нибудь видишь, Аписи? Видишь, что кто-нибудь угрожает Атлатлю?

– Нет, – ответил мальчик, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– А что ты видишь?

– Только животное, которое украло у племени еду, – ответил Аписи.

– Вот это животное? – спросил Пауоу. – То самое, которое прячется в ногах у Атлатля?

Он отвел копье и ткнул Тигренка в нос острием.

Атлатль вскипел от гнева. Как вспышка молнии, его охватила ярость, и он действовал не задумываясь. Обеими руками юноша схватил древко копья и, провернув, дернул его на себя.

В то же мгновение Тигренок зарычал и выпрыгнул вперед, ударив Пауоу когтями по предплечью.

Тот завопил, выпустил копье и, потеряв равновесие, упал на спину.

Тигренок бросился ему на грудь.

Пауоу вскричал еще громче и принялся отталкивать от себя зверя, стараясь отвести огромные клыки от своей шеи.

Атлатль отбросил копье в сторону, наклонился и, схватив Тигренка под ребра, потянул его на себя.

Зверь оказался намного тяжелее, чем он ожидал. Тем не менее Атлатлю удалось выпрямиться, удерживая его руками. Тигренок махал лапами в воздухе и продолжал рычать.

Пауоу отполз назад, рыдая, как маленький.

– Аписи, ты видел?! – воскликнул он. Кровь текла по его предплечью. – Ты видел?! Они оба напали на меня. Ты все видел!

Но тут до них донесся чей-то низкий голос:

– Я тоже видел.

Это был Банти. Он медленно спустился по тропе, обхватил рукой Пауоу за плечи и наклонился вперед, словно сам испытывал боль. Кожа на его лице выглядела стянутой. Хотя они с Нутау родились с разницей всего лишь в одно лето, Банти выглядел намного старше.

– Атлатль, тебе вынесут наказание. Теперь ты не сможешь спрятаться за спиной у отца или бабушки.

Глава одиннадцатая

– Ты скоро предстанешь перед Советом старейшин, – сказала Вавацека Атлатлю. – Нападение на кого-либо из племени – серьезное преступление, и ты это знаешь.

Пламя костра отбрасывало на ее лицо колышущиеся тени.

Атлатль провел весь день в страхе, ожидая того часа, когда он будет стоять перед костром и Советом старейшин, собравшимся, чтобы рассудить происшествие.

Перед этим Атлатлю пришлось привязать Тигренка к дереву недалеко от костра. Чтобы он не перекусил веревку, юноша обвязал ему морду кожаным ремнем. Тигренок попытался снять его лапой, но выпирающие клыки не позволили это сделать.

Тигренок зарычал со злости сквозь стиснутые зубы и опять попытался стянуть с морды ремень; он чуть не придушил себя, пока не устал бороться. После этого зверь свернулся клубком под деревом и стал едва заметен в полумраке.

– Я готов тебя слушать, – промолвил Атлатль, опустив голову. Легкий ветерок развевал его волосы, донося запах дыма от горящего позади костра.

– Я не думаю, что Банти случайно оказался там, когда ты напал на Пауоу, – сказала Вавацека. – Подумай, какое решение сейчас предстоит принять твоему отцу как вождю племени.

Юноша поднял голову, и его охватило чувство вины и горькое сожаление из-за собственной глупости. Вождь оказался в трудном положении. Если он будет склонять Совет к тому, чтобы оправдать своего сына, Нутау обвинят в том, что у него есть любимчики, а сам он является плохим вождем. Если же он вместе с Советом проголосует за то, чтобы наказать нарушителя, его авторитет будет запятнан из-за того, что его собственный сын плохо себя повел. Как всегда, Атлатль доставлял отцу одни неприятности.

– Ты виновен, – произнесла Вавацека. В ее голосе слышалась печаль, и это еще больше огорчило юношу.

– Да, – кивнул он. – Я напал на Пауоу.

– Ты виновен не только в этом. Ты должен задать самому себе гораздо более важные вопросы. Отчего Пауоу так ненавидит тебя?

– Из-за вражды между Банти и моим отцом, – ответил Атлатль.

– Ты быстро ответил, а значит, почти не думал. Как по-твоему, почему Пауоу считает, что ты превосходишь его? Что именно ты делаешь для того, чтобы вызвать у него подобные чувства?

– Превосхожу? – Атлатль усмехнулся. – Это же я хромоногий, а он пляшет вокруг меня, пока я изо всех сил пытаюсь идти. Он постоянно смеется