– Да, не работаю, но хожу по окрестностям, чиню, что попросят, помогаю людям, они мне за это что-нибудь подают.

– Но мы же договорились, что у меня есть деньги на еду, зачем тебе куда-то идти сейчас? – реально не понимал я, что происходит.

– Не хочу, чтобы надо мной ставили опыты и склоняли к писательству. Это первое. А второе – ты всего-то здесь на восемь дней! И если дед решит (а он, уверяю тебя, решит) вышвырнуть тебя отсюда, как он сказал, то, поверь мне, ты и пары секунд без его произволения здесь не останешься!

– Ясно, – не стал спорить я о том, о чем спорить было неблагоразумно.

«Интересно, – снизошло на меня как озарение. – Получается, дед ведь знает о нашем поцелуе с Софьей? И ничего не сказал внуку? Или сказал? И поэтому он себя так ведет? Надо пойти поговорить с дедом…»

Роман ушел, показав мне комнату, в которой я мог расположиться. Это была достаточно уютная средних размеров выбеленная комнатенка с шикарной печкой и приличным письменным столом, с креслом около распахнутого окна и небольшой кроватью. Всё, что надо писа… геологу на отдыхе!

Я сел в кресло и расслабился, наконец-то можно было собраться с мыслями и подумать в одиночестве. Но по факту оказалось, что в этом доме мне не суждено было остаться наедине со своими мыслями.

По деревянному наличнику, спрятавшись за стену дома, кто-то тихонько постучал. Я нехотя встал и, подойдя, не поверил своим глазам, под окном стояла она, Софья.

Довольно неуклюже, но со всей решительностью я выпрыгнул из окна на улицу и, тут же попав в ее объятия, решился на долгий поцелуй, который был прерван на самом страстном месте властным окриком:

– Молодой человек! – женский голос кричал со стороны центрального входа. – Роман! Я требую, чтобы вы подошли ко мне немедленно.

Софья показала мне вторую дверь в дом и движением руки нежно подтолкнула ко входу! Я торопливо пошел, а когда взялся за ручку двери и оглянулся, ее уже не было видно из-за кустарника и деревьев.

– Молодой человек, – встретила меня властным голосом женщина средних лет, ярко и безвкусно одетая. Довольно симпатичная внешность скрывалась за притворно вредным выражением лица. – Молодой человек, я с вами разговариваю. Что вы такого вчера сказали моему мужу, что он исчез?

– А, вы жена Афиногена! – догадался я.

– Да, я жена Афиногена, Марго. Это не настоящее имя, это псевдоним, – тут же добавила она.

«Кажется, она заразилась», – подумал я про писательские замашки ее мужа.

– Что случилось, Марго? Расскажите толком!

– Он вчера прибежал от вас, возбужденный и какой-то странный! Сказал, что вы открыли ему глаза на действительность, и он теперь все понял про свой талант. Схватил свой портфель и убежал. Потом его видели у Широкого и у Белого.

– Кто такой Широкий? – спросил я, решив показать свою вовлеченность в происходящее.

Марго посмотрела на меня как на умалишенного:

– Широкий – самый успешный писатель из нашего поселка, – произнесла она со всей значительностью, на которую, видимо, была способна.

– Ясно, – после такого взгляда безопаснее было не уточнять. – А Белый?

– Саша Белый – ну, псевдоним, конечно, поэт местный, так, шелупонь, просаживает папины денежки, делает вид, что поэт.

Марго явно поклонялась Широкому и презирала Белого.

– Хорошо, что было дальше?

– Дальше его видели в такси, он уехал и больше не возвращался.

– А почему вы подумали, что этому виной я? – попытался я разобраться в сути предъявляемых мне обвинений.

– Так он явно сказал, что вы открыли ему глаза! О чем вы с ним говорили?

– Ни о чем… – Пожал я плечами в знак того, что: «Не виноват я, барышня!».

– Как ни о чем? Он здесь больше часа просидел впервые в жизни! Его нытье никто столько времени не выдерживает. О чем вы говорили? – напирала Марго с настойчивостью асфальтоукладчика.

– Я просто слушал его фельетон.

– Его? Фельетон? Вы? Слушали? – в удивлении она произносила каждое слово, отделяя одно от другого паузой. – Боже мой! – Мадам с каким-то немыслимым отчаяньем во взгляде, казалось, обессилев под спудом информации, на нее свалившейся, рухнула в верандное кресло. – Что вы наделали? Зачем вы это слушали? Я так много лет положила на то, чтобы этого бреда никто не читал, а вы… – Марго вдруг разрыдалась, став настоящей: не притворной дурой, а настоящей бабой, которая может позволить себе любые излишества! – Что вы наделали? – сквозь всхлипы все повторяла и повторяла она.

Я уже сбегал за водой и, стоя рядом, гладил ее по голове и как мог утешал. Напоминала она мне кого-то… Может, какой-то персонаж из советского фильма? Не мог вспомнить и понять.

– Марго! – вдруг резко оборвал я ее плач. – Расскажите все толком, я ничего не понимаю!

Плач постепенно прекратился, а на меня смотрела совсем другая женщина, с размазанной тушью, какая-то доверчивая и простодушная:

– А вы никому не расскажете?

– Слово даю! – вложив в эту фразу всю уверенность, на которую я только был способен, проговорил я, стараясь приободрить плачущую визитершу.

– Я вышла замуж за Афиногена из-за Широкого, – кажется, чуть успокоившись, начала свой рассказ Марго. – У нас с Широким был роман, а потом он меня бросил, но я никак не могла жить без него! Я встретила Афиногена, он готов был от безысходности и тотального одиночества поверить мне, что я влюблена в него. Я упросила отца купить мне этот дом, чтобы быть рядом с Широким.

– И с Широким у вас…?

– Да, все это время мы встречаемся. Ему удобно, что я не претендую на его свободу, а мне все равно.

– А Афиноген? – решился уточнить я.

– Да знает он все! Но ему гордость его не дает возможности выгнать меня! Да и куда ему меня выгнать из моего же дома? А уйти жить к своей престарелой матери, в жо…– осеклась она и продолжила: – мира, ему не хочется. Вот и страдает, жаждет написать хоть что-нибудь и утереть нос Широкому. Думает, что талант Широкого для меня что-то значит. А мне плевать на эти ваши писательские амбиции, я просто люблю Широкого, и все… – Марго замолчала и