меня даже не удивляет спокойствие, с которым я разговариваю с призраком.

– Еще как можно! Так всегда было: для блага семьи можно заставить себя делать что угодно. Только ваше время расхолодило вас всех до расхлябанности.

– Да у него и семьи-то нет, – парировал я.

– Поэтому-то и нет, что не делает того, что должен! – со стопроцентной уверенностью в словах проговорил писатель.

– Да кто решает это, что он должен делать, а что нет? – реально возмутился я, как будто речь шла обо мне самом или, по крайней мере, о моем брате.

– Он сам. Только он сам, – грустно проговорил мой собеседник.

– Тогда почему вы заставляете делать его то, что он сам считает нужным не делать?

– Вы не понимаете, молодой человек! Он сам решил стать писателем, а потом испугался трудностей, встречающихся у любого на пути, и спрятался в кусты. Я пытаюсь напомнить ему об этом и уговорить перестать обращать внимание на всяких страшащих его зайцев, которые сами боятся всего вокруг, встречаясь с талантом такого уровня, и поэтому пытающихся закопать, закидать грязью любого одаренного человека, лишь бы не думать о себе и своем прозябании.

– С ним что-то случилось? Не на пустом же месте он вдруг стал таким?

Призрак пожал плечами и развел руками, дав ясно понять, что объяснять он это не намерен.

– Скажите, – вдруг задумался я. – А вы реальный персонаж, так сказать? Вас можно потрогать? Вы не прозрачный. На вид кажетесь плотным, как и мы все.

– А это без разницы, молодой человек. Это как вам заблагорассудится.

– Как это?

– С нами, потусторонними, дело именно так и обстоит. Захотите вы себе решить, что мы плотные, – будем плотными, захотите – прозрачными, – будем прозрачными. Это ведь все в вашей голове, сударь!

– То есть мы с Романом оба вас придумали? – вдруг осенило меня.

– Ну, зачем же сразу – «придумали»! Я вполне реальный. Ну, по крайней мере, я так считаю. А как считаете вы, это уж вам и решать!

«Совсем запутал старик! Хотя, в сущности, какая разница, какой он! Главное ведь, замысел книги от него заполучить…» – думал я.

Раздался звонок, дед исчез, а от калитки послышалось: «Рома, ты дома?»

Глава 3. Софья

Распогодилось. Солнце сияло во всю мощь. Казалось, что лето вернуло свои права. Я подошел к калитке посмотреть, кто пришел. Милая девушка лет 35, изящная и, казалось, почти невесомая, смотрела на меня громадными синими глазами. Вот кого, скорее, можно было принять за призрака, чем того вполне себе реального, упитанного, «призрачного» писателя в кресле на террасе.

– Здравствуйте, – ответил я на молчаливый вопрос незнакомки. – Я – приятель Романа. Он ушел к какому-то соседу, но обещал скоро вернуться. Хотите зайти?

– Да, я бы прошла и подождала его, – ответила девушка. Мурашки теплой волной обдали меня с головы до ног. Почему-то захотелось зажмуриться и слушать этот голос бесконечно!

Открыв привычным движением с улицы внутреннюю щеколду калитки, красотка пошла к дому.

– О, возможно, это ваше, изумительно вкусное, варенье я только что пробовал? – догадался я спросить, пропуская девушку вперед.

– Да, точно! Я варю варенье, и рада, что вам понравилось.

Бросив взгляд на фигуру девушки в легком летнем платье и ее роскошную кипу кудрявых волос, собранных в соблазнительную прическу, магически открывающую шею и плечи девушки, я каждой частицей своей души почувствовал непреодолимую тягу писателя выразить увиденное словами.

Градус восхищения этой чарующей красотой моментально зашкалил, и у меня как-то само собой вырвалось: «Вы волшебная!»

Спустя полмгновения я был в шоке от себя: ни сами слова, ни такое поведение не были свойственны моей натуре (я никогда не был ни ловеласом, ни соблазнителем только что встреченных девиц).

Девушка резко развернулась и, прищурившись, пристально посмотрела мне в глаза. Этот взгляд я помню даже сейчас. Я не мог постичь тогда его значения, но отчетливо помню, как дрожь прошла по всему телу. В ее взгляде недвусмысленно читались искреннее презрение и какая-то неземная, я бы сказал, благодарность одновременно. Таких глаз я не встречал ни до, ни после.

Я привык всматриваться в людей, чтобы выудить из них максимум. Привык быть внимательным к мелочам, сохраняя в памяти любые детали, чтобы потом реалистично воссоздавать типажи людей в своих произведениях.

Но этот взгляд… Мне показалось, что помнить я буду его всегда! Такой смеси абсолютно противоположных чувств я еще не встречал в своей жизни.

Она посмотрела на меня и, не сказав ни слова, пошла к дому. Я так опешил (и от своей наглости, и от ее реакции), что на пару мгновений остался стоять на том месте, на котором она меня пригвоздила. Потом пришлось неловко догонять.

– Софья, – шепнул мне на ухо внезапно появившийся за спиной дед. И как появился, так же и исчез.

– Софья, – повторил я вслед за писателем, а потом неожиданно спросил: – а вам Роман никогда не рассказывал о своем дедушке?

То ли я отупел после тех нескольких часов оцепенения в кабинете писателя, то ли с моей головой стали происходить несуразности после встречи с призраком... Почему я решил впервые встреченного, обыкновенного человека расспрашивать о явлениях почивших людей в этот мир?

– Я всегда знала, что в этом доме обычно обитают немного странные люди, но не до такой же степени! – улыбнулась девушка в ответ. – Кто же в нашей стране не знает такого писателя?

Ее немного презрительное отношение ко мне и манера говорить вдруг стали для меня настолько притягательными, что захотелось не только смотреть на нее вечно, но и поцеловать прямо здесь и сейчас!

«Чорт, что происходит со мной?» – я первый раз в жизни не мог справиться со своими эмоциями. Неужели встреча с призраком так повлияла на мою психику? Не скажу, что захотелось овладеть ею немедленно, но почувствовать вкус ее губ – точно! И это было настолько сильнее меня, что шансов вывернуться из моих объятий у нее не было.

А она и не сопротивлялась! Казалось, что ждала этого с не меньшим желанием, чем я.

Только после поцелуя глаза почему-то сверкнули слезой, и она, не сказав ни слова, стремительно ушла прочь.

Я остался стоять на террасе, пытаясь понять, что со мной произошло. Почему я так поступил? Наваждение? Зависть