Большой зале разнеслась дрожащая музыка — заиграла девушка с каштановыми волосами, которую вызвали первой. Ее пальцы нервно перебирали струны, и мелодия выходила неровной. Она попыталась петь, но голос ее сорвался уже на второй строчке.

Я оглянулась на Кадди. Твердо сжатые губы и гневный пылающий взгляд говорили о том, что петь для жрецов она не намерена.

Другая вызванная девушка не умела играть, но она запела, и ее чудесный голос нежной испуганной птичкой полетел по Большому залу, и даже Усдан поднял взгляд. К поющей вдруг присоединился парень, оттенив ее голос своим, сильным и глубоким, как разлившаяся река. Его еще не называли, но никто не остановил его.

Следующим оказался морскоглазый, который затянул песнь в честь Усдана. Неприятно ползли по залу ее строки:

Одинокий и сильный, как месяц с небес,

Смотришь ты с вышины на низины,

На кого упадет твой серебряный луч,

Не покроют того уж седины.

Риб не пел. А музыкальные инструменты, судя по удивленному взгляду, были для него и вовсе в диковинку. Его неумелое бренчание и стучание на инструменте сразу же остановили, едва Усдан хмуро сдвинул брови. Я заволновалась за медвежонка, но ни один младший жрец не подошел к нему.

А Кадди неожиданно шагнула к инструментам сама. Она взяла один из них — хрупкий, изящной работы. И вдруг с силой швырнула его на пол. Тот разлетелся на куски. Брюнетка подняла один из них и неожиданно швырнула в сторону и без того опешивших младших жрецов. Осколок отсек ухо одному из них и вонзился в стену. Серый плащ моментально окрасился алым, а Большой зал огласил вопль. Я видела, как волнение прошло по лицу Симмиуса. Он был готов шагнуть к брюнетке. Но ничего не случилось — вопящего окровавленного жреца увели, а Усдан даже с некоторым любопытством взглянул на Кадди. Впрочем, взгляд его быстро угас и снова стал равнодушным.

Не знаю, в чем было дело — в том ли, что все это было не так важно для Нежити, как наши тела, или в том, что Усдан явно тяготился происходящим, но нас не заставляли. Симмиус лишь коротко простучал на ударном инструменте мелодию, под которую на полях убирали урожай. Мои руки и вовсе отказались слушаться. Я попыталась перебирать струны, но пальцы стали словно деревянными. Усдан сдвинул брови и нетерпеливо ударил в пол жезлом.

Верховный жрец признал нас пригодными жертвами. И из Большой торжественной залы нас повели прямо к Серой стене.

Глава 3. Стена

Мы шли долгими узкими коридорами, которые казались лабиринтами из-за постоянных поворотов, спусков и подъемов. Нас сопровождали младшие жрецы. Усдан шел впереди со свитой, и нам не было его видно. Путь освещался факелами, но серость, казалось, скрадывала цвет. Даже мы сами и наши яркие наряды потускнели.

И снова посвежели, едва мы вышли из горы. Мы жадно вдыхали прохладный ночной воздух. Не только из-за серой духоты длинных коридоров, но и из-за того, что это могли быть последние глотки воздуха. Никто не знал, в какой час ночи Нежить придет за своими жертвами возле стены— через минуту или через несколько часов, перед самым рассветом. Ночное небо было усыпано тусклыми пятнами звезд. Отец рассказывал мне про их хрустальный блеск в прошлом. И иногда, над самым королевских дворцом, подобный свет чуть пробивался. Я видела его один-единственный раз, в раннем детстве. И он был прекрасен.

Вокруг нас слышался шепот, а порой и подавленные рыдания. Едва различимые темные силуэты бросали нам под ноги лепестки серых цветов. Конечно же, это были не младшие жрецы. И не стража. Это были простые люди, родственники жертв или простые любопытные. Они всегда собирались здесь в это время. Это не было запрещено ни одним указом, хоть и не поощрялось. Плакать было нельзя — это могло навредить жертве, испортить всю подготовку, которую провели жрецы. И тогда Нежить будет с ним особенно жестока.

Мы шли к Серой стене. Скоро повернем за гору и окажемся между стеной и горой. Больше никто не увидит нас, кроме стражи. Потом придет Нежить. Думать об этом совсем не хотелось. Симмиус, который шел впереди, казалось, почувствовал мои мысли. Он обернулся и улыбнулся мне. Разговаривать возле стены было нельзя, и прикасаться друг к другу тоже.

Поэтому я вздрогнула, когда неожиданно возле меня оказался один из младших жрецов и зашептал в ухо:

— Алисия, я помогу тебе убежать на Топие болота, я знаю дорогу.

Дрожь пробежала по моему телу, едва я узнала Гнеда. Я с силой оттолкнула его и пошла дальше. Убив моего отца, он хочет уничтожить и меня. Я знаю, что меня сразу убьют при попытке бегства. А вместо меня возьмут другую несчастную девушку, родители которой проклянут меня.

Нас привели к Серой стене. Сейчас, ночью, она была еще больше похожа на плотную темную ткань или бесшумный гладкий водопад. Младшие жрецы оставили нас возле нее и отступили во тьму. Только один задержался рядом со мной. Это был Гнед.

— Алисия, ты не понимаешь. Я люблю тебя, с детства люблю. Тебя бы убили в этом доме, если бы не я. Их было много, слишком много. Я хотел увести тебя на Топкие болота. Благодаря мне никто не увидел тебя в Водных комнатах. Тебе лучше быть только моей, чем наложницей жрецов, — вцепился он в мою руку.

Волна брезгливости прошла по мне.

— Прочь! — выкрикнула я.

Гнед моментально шмыгнул во тьму. Симмиус, наоборот, шагнул ко мне и встал рядом. Риб неуклюже потоптался и тоже подошел. И, как ни странно, Кадди. Все трое обступили меня, ожидая нападения стражи. Я нарушила одно из непреложных правил принесения жертв — нарушила тишину.

Однако стража не пришла. Тогда мы оглянулись на стену, страшась увидеть Нежить. Но и стена была спокойной и по-прежнему гладкой. Симмиус посмотрел на меня. Мое лицо было хмурым, знаю. Я обдумывала слова Гнеда. Не Топкие болота волновали меня и тем более не его любовь. А слова о наложнице жрецов.

— Что он хотел? — едва слышно спросил Симмиус.

— Устроить мне побег, — прошептала я, — но есть одна странность..

Симмиус внимательно посмотрел на меня. Нет, я не смогу сказать ему этих слов про наложницу. Просто не смогу. И я отрицательно покачала головой.

Мы вели себя по-разному. Кто-то предпочел повернуться спиной к Серой стене. Они не хотели увидеть Нежить лицом к лицу, если у нее оно вообще есть. И я их понимала. Но сама я так не