* * *

На следующий день, позавтракав, я пытаюсь отыскать палату, куда положили прооперированного малыша. Почему-то судьба несчастного ребенка, фактически сироты при живых родителях меня странно тревожит. Но меня к нему не пускают. Медсестра сообщает, что операция лапароскопия прошла успешно, и скоро малыш начнет вставать. Но ему нужно несколько дней.

За эти дни ничего интересного не происходит. Ровно до визита Федора.

Когда я уже свыкаюсь, что больше никому не нужна, ни на работе, ни дома, ко мне заявляетсячудо. Бывший муж с чахлой гвоздичкой и подгнившим апельсином наперевес, лыбясь во все свои… хм… двадцать зубов появляется на пороге так, словно Ален де Лон меня посетил, ни больше ни меньше. И да, только ему в голову придет мысль притащить беременной девушке сворованный с клумбы цветок и аллергичный цитрус ей же.

— Марьяш! В какой крутой клинике ты лежишь! — улыбается чудо в потертых застиранных джинсах и линялой футболке. — Это твой хахаль тебе предоставил? Ты уже сделала аборт?

— Какой еще аборт?! — злюсь я, готова надеть Федьке на лысую бошку и чахлую гвоздику, и тухлым цитрусом запустить. — Я не собираюсь делать абортов, и клинику мне оплачивают с работы!

— Марьяш, я что пришел, — немного потухает бывший муж. — Я все, завязал!

— Чего ты там завязал? — мне неприятно находиться с бывшим в одной палате. Он меня раздражает.

— Дык по бабам таскаться завязал! Марьяш, давай обратно вместе жить! Ну его на фиг и этих телок левых, и твоего спиногрыза… тоже левого между прочим! Я женюсь на тебе, ты сделаешь аборт, и заживем… — мечтательно закатывает чудо глаза к небу. — Даже своего собственного заделаем, раз уж ты так о сраных пеленках мечтаешь! А что? Работа у тебя хорошая, денежная. Родишь и через две недели выйдешь. Малого в ясли отдадим, а ты сцеживаться будешь и молоко ему в перерыв свой таскать… Эх, красота!!!

Еще какая… а где в этой чудесной идиллической картине, где через две недели после родов можно сдать дите в ясли и выйти на работу, так вот, где в этом сказочном царстве роль Федора? Чем счастливый папаша будет заниматься в то время как его жена Савразкой носится к ребенку в свой законный перерыв, передавая ему сцеженное молочко? Папа будет отдыхать на диване после работы? Ковыряясь в ногах и попивая пиво? Нет, уж увольте! Такого чудесного будущего мне точно не надо.

— Конечно, трудно ТЕБЕ будет поначалу Марьяш. Не высыпаться будешь, по ночам крики, оры, ранний подъем в твой офис… ну тут ты дите для себя хочешь. Так что терпеть будешь.

— Погоди, — останавливаю я чудо-мужчину, — а если я рожу ребенка от ТЕБЯ, то ты не будешь мне помогать?!

— Зачем это еще? — то ли придуривается, то ли на самом деле идиотничает Федор. — Баба родила, пусть воспитывает! Я работаю. Приношу зарплату. Это все, что от меня требуется.

— Не смеши, а! — хмыкаю я, охреневая от его логики, — Ничего, что моя зарплата в несколько раз больше твоей?!

— Какая есть, такую и приношу! Не ценишь ты меня, Марьяш! Поэтому и гляжу по сторонам постоянно… Эх,

Марьяш… такое счастье упускаешь, аж обидно! Ты видела, как на меня бабы вешаются?! Дерутся за меня прямо! Вот то-то же!

— Ты дура, да?! — надоедает Федору мое упрямство. — Я тебе предлагаю наилучший выход из этой ситуации, а ты морду воротишь?

— Не ори на меня! — рявкаю для острастки.

— Буду орать! — верещит Федор, как облезлый птенец. — Ты какую-то ерунду несешь! В реальности вообще не обитаешь! Где-то ребенка там состряпала на стороне и в мою квартиру притащить собираешься! Не бывать этому!!!

Так-так-так… что-то Федечка, индюшонок облезлый вконец разошелся. Надо бы ему пистонов успокоительных прописать. Набираю воздуха побольше в грудь и…

Тук-тук… — стучится кто-то в дверь решительно.

— Простите. — на порогевозникает… Миша! Тот самый мальчик, о судьбе которого я справлялась три последних дня. — Дядя, вы так орете!

— Ты кто еще такой, сопляк? — набычивается Федя на малыша, одетого в прикольную пижаму с супер-героями. Буду своему сыночку такие же покупать!

— Федор! Заткнись! — толкаю я в бок бывшего. — Сейчас его папа придет и наваляет тебе, идиота кусок! Тут знаешь какие крутые наследники лечатся?!

— Федор! — нисколько не смутившись, обращается к нему юноша шести лет. — На женщин нельзя кричать. Так папа говорит. А если вы будете продолжать, то я вызову охрану и вас сюда больше не пустят!

У Феди глаза сейчас повылазят из орбит. А лысина его розовеет так, будто мужчину сейчас инфаркт миокарда хватит.

— Ты… какой я тебе Федор, к черту!!! Ты, обалдел, малой?!

— Как мне к вам обращаться? — Миша — высокий, хорошо сложенный мальчик. Вырастит и будет мечтой всех девушек Москвы и области. Но сейчас он выглядит настоящим взрослым парнем. Уверенным, в своей правоте.

— Дядя Федор! — рявкает мое бывшее недоразумение. — Так зови!

— Так вот, дядя Федор, — голос Миши спокоен и уверен, — уходите. Тетя лежит в больнице. Не надо ей трепать нервы!

Мне страшно за Мишу. Глаза Федора наливаются красным. Ладони сжимаются в кулаки. Миша же спокоен, как удав. Познал, вероятно дзен с такой мамашей и вечно занятым папой. Ну, папа его хотя бы правильным установкам учит. Уважение к женщинам уж точно с пеленок прививает. Хотелось бы мне на его папу взглянуть… хотя! Мне своих мужчин хватает. На работе и дома.

— Уходите! — с нажимом повторяет мой маленький защитник.

Кого-то он мне напоминает. И позой, и голосом, (хоть пока и детским), и решимостью… только вот кого, я понять пока не могу.

— Да пошли вы оба! — пылит Федя. — Ты — дура! Еще об этом пожалеешь! — тычет он в меня черным обгрызенным ногтем, — а ты — мелкий…

И тут мое материнское сердце не выдерживает! Мне так обидно за маленького мальчика, которого мой идиотский бывший муж пытается сейчас задеть словами, что я без колебания хватаю тот самый прогнивший апельсин и что есть силы пуляю в лысину Федору.

Бамц!

Жухлая кожура цитруса глухо отскакивает от дурной башки и шмякает в стену.

Федор смотрит на меня совершенно очумелыми глазами.

— Пошел вон отсюда! — рявкаю я на него, и схватив гвоздику, целюсь ему прямо в глаз. Не знаю, что именно пугает бывшего: удар гнилого апельсина по башке, воинственный вид Миши, или моя боевая гвоздика, но факт остается фактом, красный как помидор, муженек пулей вылетает из палаты.

Миша тихо прикрывает за собой дверь.

— Подожди! — как можно мягче зову я мальчика. — Иди сюда, хоть познакомимся! Мой защитник!

— Я — Миша. — улыбается мне паренек.

— Марьяна. — любуюсь на него, представляя, что у меня будет такой же маленький сынишка-защитник. — Без теть. Зови меня просто — Марьяна. Хорошо?