— Полагаю, Ксавьер блефует. Его друг, который хочет преобразовать отель в офисное пространство, скорее всего, пошутил — кто обустраивает филиал компании посреди моря? Однако мы с партнером поверим Ксавьеру на слово и предложим восемнадцать миллионов.

— На двадцати он закроет сделку.

— Двадцать так двадцать.

Что же до делового партнера Мегды, Пола Мейжора, кто-то слышал, как он говорил следующее: «Уверен: меня обвинят в том, что я купил отель в подарок сыну. В действительности Мегда Инглиш сделала мне разумное деловое предложение. Отель „Нантакет“ — это часть истории острова, и в то же время на многие годы он останется самым великолепным местом для проживания здесь. Кто откажется от подобной сделки? Что же до моего сына Чада, надеюсь, случившееся покажет ему, какие отличные возможности могут появиться благодаря моей фирме. Хотелось бы, чтобы в результате он решил работать там вместе со мной. Однако, если он предпочтет остаться в отеле, я уважаю его выбор. Самое главное — отель „Нантакет“ продолжает существовать».

Едва ступив в холл отеля, Шарлин из местного дома престарелых ощутила всеобщую радость. Воздух был наполнен ароматом хорошего кофе и свежей выпечки; из колонок доносился голос Ареты Франклин, просившей немного уважения; комната гудела от разговоров и смеха. Шарлин боялась, что вот-вот разрушит эту атмосферу: она пришла в отель с отрезвляющими новостями.

Она подошла к стойке регистрации. За ней стояла Лапушка Эди Роббинс — Шарлин знала ее еще с тех пор, как отец девушки Вэнс носил ее по супермаркету в рюкзаке-кенгуру. Теперь же Эди выросла, и в шелковой блузке цвета «голубая гортензия» она выглядела очень стильно.

— Доброе утро, Эди, — сказала Шарлин. — Вижу, ты занята, но у тебя не найдется минутки поговорить?

— Конечно, Шарлин! — улыбнулась Эди и повернулась к коллеге, женщине с красивыми, длинными рыжеватыми волосами: — Алессандра, я скоро вернусь.

Эди отвела Шарлин в комнату отдыха для персонала. Женщина слышала об этом месте, и оно ее не разочаровало. Там была барная стойка с верхом из пластмассы, обтянутая ярко-оранжевой кожей, хромированные высокие стулья, музыкальный автомат, пинбол и полукруглый диван в стиле середины двадцатого века. На этот диван они с Эди и присели.

— Я только на пару минут, — сказала девушка.

— Да, конечно! — кивнула Шарлин. — Тебе, наверное, интересно, зачем я сюда пришла. — Она достала из сумочки пластиковый пакет, из которого вынула старый, обернутый кожей дневник с выгравированными золотыми инициалами «Дж. Ф. Б.» на обложке. — Мне очень жаль это сообщать, но вчера умер Минт Бенедикт.

Эди моргнула.

— Извините, но я его не знаю. Он был одним из жителей дома престарелых? Пожилым человеком?

— Ему было девяносто четыре года, — ответила Шарлин. — Он был единственным сыном Джексона и Далии Бенедикт.

Эди вежливо улыбнулась.

— И все же я не уверена…

— Они владели отелем с тысяча девятьсот десятого по тысяча девятьсот двадцать второй год. До того самого пожара, в котором погибла горничная.

— Наш призрак, — охнула Эди.

— Ваш призрак. — Шарлин протянула Эди дневник. — Этот дневник Джексон Бенедикт вел в том самом году. Он лежал в банковской ячейке Минта. Мать Минта, Далия, умерла от алкоголизма, когда ему было всего десять. Джексон же погиб от рака в тысяча девятьсот сорок третьем году. В ячейке также были фотографии и небольшие предметы из отеля: дверной звонок, несколько ключей, фарфоровая посуда из бального зала. Их Минт пожертвовал Историческому обществу Нантакета. Однако он хотел, чтобы дневник Джексона перешел отелю. Он попросил, чтобы кто-то из сотрудников обязательно его прочитал.

— Хорошо! — кивнула Эди. — Но не сейчас — мне пора работать.

— Пожалуйста, пообещай…

— Да, конечно! Это же очень интересно. — Эди открыла дневник и увидела, что на первой странице стоит дата: двадцать второе августа тысяча девятьсот двадцать второго года. — Это же часть истории отеля.

— Признаюсь, я и сама его прочитала, — сказала Шарлин. — Дневник раскрывает тайны этого места. Настоящие скелеты в шкафу.

Эди положила дневник Джексона Бенедикта на стол Лизбет.

— Думаю, вам стоит прочитать его первой, — сказала она.

— Но Шарлин дала его тебе! — возразила Лизбет.

— Не уверена, что успею добраться до него сегодня. После работы я пойду ужинать с Зейком.

— Что? — моргнула Лизбет. — Еще один роман в этом отеле?!

— Мы просто хотим отпраздновать покупку отеля, — пожала плечами Эди, а затем, понизив голос, продолжила: — Зейк и понятия не имел, что у его тети столько денег. Они с отцом были в шоке.

— Храни ее Бог, — выдохнула Лизбет. — Если б не Мегда, я бы работала консьержем в отеле «Пенинсула» в Беверли-Хиллз.

В кабинет зашла Алессандра.

— Консьержем в «Пенинсуле» в Беверли-Хиллз? — переспросила она. — Это же должность, на которую претендую я!

— Знаю, — кивнула Лизбет. — Сегодня мне позвонили оттуда — видимо, ты указала меня как одного из прошлых работодателей?

— И как результаты? — поинтересовалась Алессандра.

— Полагаю, следующим летом ты вернешься на Западное побережье.

— Туда, где мне лучше всего.

«Так и есть», — подумала Эди. Конечно, она будет скучать по Алессандре, но все же ей не терпелось занять должность главного администратора.

— Надеюсь, мужчины в Лос-Анджелесе готовы к твоему появлению, — улыбнулась девушка.

— Нет, — хором ответили Алессандра и Лизбет.

— Алессандра, если есть время, присядьте на минутку, — попросила Лизбет. — Эди зачитает нам кое-что интересное.

22 августа 1922 г.

Здесь для своих потомков (если я буду столь удачлив), а также историков и детективов я оставляю сведения о том, что на самом деле произошло в ночь с 19-го на 20-е августа 1922 года. Я не талантливый писатель и до недавнего времени не был склонен к самоанализу. Однако я считаю, что обязан записать эти слова на бумаге, хотя бы чтобы изгнать их из моих покрытым пеплом мыслей.

В прошлую субботу мы с женой Далией устроили вечерний прием в моем отеле. Ужин начался с черепахового супа; за ним последовали говядина Веллингтон и хвосты лобстеров. Все пили коктейли с джином и шампанское. Далия, как всегда, несколько переборщила со спиртным. Она бессовестно флиртовала с Чейзом Йоркбриджем и пригласила его в наш с ней общий номер. Она хотела, чтобы я поревновал, однако я вовсе не чувствовал ревности — лишь облегчение. После того как Далия ушла, я покинул прием и направился в кладовку на чердаке, к Грейс.

Грейс Хэдли — моя любовница. Я любил ее. И до сих пор люблю.

Эди подняла голову.

— Так вот почему Минт Бенедикт хотел, чтобы мы прочитали дневник! Грейс Хэдли была любовницей Джексона Бенедикта!

— Я всегда это подозревала, — пожала плечами Алессандра.

— Да разве? — спросила Лизбет.

— Горничная, ютящаяся в кладовке на четвертом этаже? — спросила Алессандра. — Как думаете, почему она там жила?

Лизбет махнула рукой.