Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идиот!
— Как прикажите, Генрих Григорьевич!
Долго он меня «ел», видимо желая убить взглядом, но вдруг спохватился:
— А почему не удалось вернуть деньги?
— Товарищ Иванов сказал, что приоритетным будет именно наказание перебежчиков — что сохранит ещё большие народные средства в будущем.
С досадливым раздражением:
— Старый дурак!
— Вам чекистам виднее, кого вы в ИНО ОГПУ держите.
Закрыв глаза на явную издёвку:
— А что произошло с товарищем Лейманом?
— Выполняя ваше задание, геройски погиб на своём боевом посту за дело освобождения рабочего класса.
— А точнее?
— Увы, но с ним по борделям я не шлялся и, подробности мне не известны. Сам, совершенно случайно узнал о происшествии из газет.
Изрядно затянувшаяся пауза, затем:
— Ты — ловкий парень, товарищ Свешников, я в тебе не ошибся…
Помолчав, Ягода как-то по-собачьи просяще взглянул мне в глаза:
— … Не желал бы работать на меня?
Так же, прямо глядя в его глаза, положа руку на коробку с «самотыком» и скальпами, я от чистого сердца ответил:
— А какой мне интерес, Генрих Григорьевич, работать на труп?
Тот, изумлённо буча на меня буркалы:
— Извините… В каком смысле «на труп»?
Во! На «Вы» заговорил — спешите видеть!
По ходу, совсем немного осталось, чтоб «клиент» совершил нужный мне поступок.
— Да, в самом прямом смысле! Всё это, с самого начала была подстава с целью искоренения всей вашей свердловской кодлы — скажу тебе откровенно. Неужели, до сих пор ещё сам не понял? Вроде не дурак же и, знак «Почётного чекиста» не зря носишь.
В его глазах синей искрой вспыхивает огонёк позднего «зажигания»:
— Так, Вы…?
— Так я, уже давно «работаю». На кого, спросишь? А про кого твой самый страшный кошмар?
Поднимаюсь и, не прощаясь иду к дверям:
— А что делать дальше — сам думай: «кочерышка» на плечах — у тебя покамест(!) имеется.
Давайте забьём пари — ставлю мой комп против прошлогоднего прогноза погоды, что он подумает на Валерьяна Куйбышева? А подумав, он станет искать «мокрушника», чтоб того вальнуть — решив все свои проблемы разом.
Что мне и требуется!
Вопрос в спину:
— А Погребинский?
— Догадайся сам.
Мысленно, я всё же подсказал:
«А через кого я на тебя вышел»?
* * *
В который раз повторяю: передо мной не всемогущий Генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Григорьевич Ягода — а не успевший им стать «завхоз» Ягодка, неудачно встрявший в какие-то тёмные делишки.
Второй заместитель Председателя ОГПУ, с сентября 1923 года, скажите?
Э, бросьте!
Надо смотреть не на должность, а на влияние.
Формально, в данный момент страной правит Председатель Совнаркома Рыков. Должность — ленинская, а где у него влияние?
Его у Алексея Ивановича практически нет.
К данной эпохе, как ни к какой другой подходит народная поговорка:
«Не место красит человека, а человек место».
Все 30-е годы, страной официально руководил не Сталин — а всенародно любимый «дедушка Калинин», за нездоровую предрасположенность к молоденьким балеринам — прозванный среди своих «Козликом».
Напомнить, кто такой Сталин и где было место у этого старого козла?
Думаю, все и без моего напоминания всё прекрасно знают…
То же самое и в данном случае. Это позже, после смерти в 1926 году Дзержинского — должность Председателя ОГПУ займёт лежачий на диване «живой труп» Менжинский и, Ягода — тихой сапой подберёт под себя всю «контору», став к концу 20-х тем — кем мы его знаем по «реальной истории».
Пока же он, хотя и имеет определённое влияние (как и каждый ловкий завхоз в любой организации), Ягода — никто и звать его «никак»!
И, в «альтернативной истории» судя по всему — таковым и останется.
Кто придёт на его место?
Я не знаю!
Будет ли лучше? Или, наоборот — хуже?
Совершенно без понятия… Такова уж судьба у нас, у попаданцев — менять естественный ход событий, смутно понимая к чему это приведёт.
* * *
По приезду в Москву, поселился у тёщи «на блинах» — в поэтическом кафе «Стойло Пегаса», на втором этаже.
В первый же вечер, подарив Надежде Павловне автоматический фонограф — электромеханический аппарат для автоматического воспроизведения музыкальных граммофонных пластинок, приводящийся в действие монетой или жетоном (другие названия — «никельодеон», «джук-бокс») и, поджидая приезда Елизаветы — при случайном упоминании Есенина, я вдруг неожиданно для самого себя, выпалил:
— Сон мне нехороший приснился… Будто повесился наш Серёжа в ленинградской гостинице «Англетер», в кабинете номер пять.
Наверное, что-то такое было в моих глазах или в тоне голоса, что управительница кафе вздрогнула и побледнев, переспросила:
— Повесился?
Кивнув, уточняю:
— Повесится… Двадцать восьмого декабря сего года. А вот точное время в часах и минутах — уж извините, Надежда Павловна, не помню.
Та, помрачнев задумалась и весьма надолго…
Когда приехала Елизавета, мы поужинав и оживлённо-взахлёб поболтав об пустяках, как это водится после длительной разлуки, направились в спальню.
Как только за нами закрылась дверь, она обняв меня за шею и жарко поцеловав, томно спросила:
— Что ты привёз своей Королеве из Парижа?
— Ах, да…
Пошарив в принёсённом с собой саквояжнике, достаю пару стальных наручников британской фирмы «Peerless» и, в свою очередь целуя:
— Это, чтоб ты вдруряд не мучилась с моими подтяжками и галстуками.
Несмотря на плохо скрываемое разочарование в её чудных глазках, она приковала меня ими к кровати и между нами в ту ночь был безумный трах…
Трах-тарарах-тарарах!
Должно быть, гром где-то гремит — видать к дождю.
Затем, мы поменялись местами, и…
Ну, вот опять где-то «громыхает»!
В перерывах между «раскатами грома», она информировала меня о происходящих событиях, о ходе выполнения моего задания по подготовке секретарей-референтов и прочей приторно-скучной текучке. Обсудили в общих чертах кое-какие планы, связанные с развитием событий и, наконец под утро заснули.
Проснувшись, я подарил своей Королеве пистолет «Баярд» — за что был вновь прикован к койке и, причём очень надолго.
Когда «отгремело», наручники забрал…
Ибо, ну его нах!
Да и изначально, они предназначались вовсе не для «этого» — а для копийратства в ульяновских артелях с целью сбыта родным правоохранительным органам. Я даже название им придумал: «Ежовые рукавицы».
Осуждаете?
А, что? Лучше когда по старинке — руки задержанным, «до синевы» верёвкой