Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Хотите, покажу?! — предложил ей Серёга. — Только нюанс есть... мне необходимо держать вашу голову и как можно плотнее контактировать с вашим телом.
Женщина громко, хабалисто захохотала, захлопала свободной ладонью по тыльной стороне другой, сжимающей трость.
— Вы молодец! Так ко мне ещё никто не подкатывал! — полностью уверенная в своих женских чарах, отсмеявшись, заявила она. — Изобретательно — не отнять.
— Я...я... — мямлил Иванов, по-прежнему не поднимая глаз. — Не то хотел сказать... — а потом, добавив в голос надежды, с опаской попросил. — Может... попробуем?
Маргарита Петровна, подбоченившись, согласилась:
— Мне уже интересно. Пробуйте!
Инспектор несмело, неловко пристроил левую руку на дряблую на ощупь, подзаплывшую талию, а правую положил женщине на затылок. Затем слегка притянул её к себе. Тётка прикрыла глаза, подняла подбородок, чувственно вытянув губы трубочкой для поцелуя — и не угадала.
...План, родившийся в кабинете Лерда, относился к варианту «пострашнее». Ещё днём Серёга очень внимательно, стараясь не выдать себя, изучил месторасположение всех камер видеонаблюдения в клинике. Их было много — и это только видимых. В том, что присутствую ещё и скрытые — он не сомневался. Потому и выбрал балкон как наиболее подходящее место для мести. Шум улицы заглушит разговоры, не полностью, конечно, но и до идеала их не вычистить от посторонних помех. Камера поблизости одна — прямо над дверью. Не страшно — пусть снимает, так даже лучше. Со стороны любой увидит, как парень целует престарелую мадам. Обычное дело в наши дни, хоть Галкина с Пугачёвой вспомни. Любви, как говорится, все возрасты покорны...
И ничего не докажешь. Разговор записан, картинка должна получиться хорошей, остальное — несущественно.
Именно в тот момент, когда разгорячённая близостью мужского тела тётка, не дождавшись соприкосновения губ, сама подалась к парню, Серёга активировал Печать и тихо, почти приникнув к её устам, прошипел каким-то не своим, жутким голосом:
— Ещё раз, сука, вздумаешь на чужом горе наживаться — мозг выжгу!
И в этот момент Маргарита Петровна переменилась, словно по волшебству: жирные от туши глаза широко распахнулись, зрачки стали огромными; изо рта, под несвязные хрипы, по подбородку поползла нитка слюны; тело мелко затряслось; трость выпала из обмякшей руки и, попав чётко между прутьев ограждения балкона, кувыркаясь, рухнула вниз. Ясновидящую обуял глубокий, всепроникающий, рвущий на части ужас.
А Иванов смотрел ей в глаза, бережно держал бьющееся в судорогах, немолодое тело и ничего не чувствовал. Ни жалости, ни удовлетворения. Словно работу делал — рутинную, монотонную...
В качестве мести Серёга решил проделать со стервозной бабой тот же самый трюк, что и с Ванькой при первом знакомстве, только наоборот. Если тогда он пытался поделиться с блаженным хорошим, добрым, тёплым, то сейчас он вытянул из глубин подсознания свой самый первый, яркий, липкий страх.
... От нечего делать первоклассник Серёжка Иванов болтался на улице и мерил ногами в новых, резиновых сапогах лужи на предмет их глубины. Требования к заполненным водой ямкам на дороге у него были простые и незатейливые: чем глубже — тем интересней преграду пересечь, а потом и избороздить, словно могучий ледокол, вдоль и поперёк.
А чем ещё заняться ребёнку, у которого в школе объявили карантин по причине весенней вспышки гриппа; друзья по домам сидят больные, а телевизор вредный отец отключил, велев читать скучные книжки?
Обошёл весь двор. Раз, другой, скучно... Все лужи мелкие, неинтересные. Максимум — до середины сапога. Позаглядывал в окна приятелей, какие помнил — нет, никого не видать, никто не корчит рожи, прильнув носом к стеклу.
Поплёлся за дом. Там тоже лужи есть. Одну померил, вторую, третью... а вот четвёртая, невзрачная — плюнуть да растереть, лужица в небольшой низине оказалась интересной. Первый шаг, с самого краешка — и сапог ушёл в воду почти до половины. Класс! Второй...
Серёжа рухнул в воду с головой. Как был — в сапогах, куртке, тёплых штанах, свитере и вязаной шапочке. Даже пикнуть не успел.
И вот этот момент — когда у тебя над головой внезапно смыкается серая, тяжёлая вода и ты, ничего не понимая, беспомощно, камнем идёшь вниз; а вместо попытки закричать — жжение, боль да толчками заполняющая внутренности жидкость — Иванов запомнил навсегда. До мелочей, до самого последнего мгновения. Ощущение неизбежной смерти в семь лет отроду...
Именно этим воспоминанием он и поделился с ясновидящей. Ничего не утаил. И теперь с лёгким интересом смотрел на её реакцию, тщетно разыскивая внутри себя хоть капельку сострадания к этой женщине.
Вторую часть тех памятных событий инспектор оставил при себе. Ни к чему тётке ощущать нахлынувшую в те секунды злость на самого себя, неукротимую волю к жизни, заставившую детские пальцы намертво вцепиться в бетонный край лужи и сантиметр за сантиметром, через «не могу», вытаскивать стремительно слабеющее, тяжёлое от промокших вещей тельце наружу (как потом Сергей узнал — он провалился в заполненный весенним паводком старый, наполовину замусоренный, телефонный колодец, с которого кто-то спёр чугунную крышку на металлолом).
Не надо шарлатанке понимать, какое это счастье — выбравшись, выблевавшись до желчи, валяясь от бессилия на мягкой, клейкой земле чувствовать, какая она — жизнь!
И первой половины с неё хватит.
Глаза у Маргариты Петровны понемногу стали закатываться, и инспектор решил, что пока прекращать экзекуцию. Ещё не хватало до инфаркта эту дуру довести! Деактивировав Печать, он, продолжая поддерживать безвольное тело, которое сразу обмякло почти до кисельной консистенции, уточнил у начавшей приходить в себя тётки:
— Ты всё поняла?!
— Д-да, — пролязгал ответ. У ясновидящей зуб на зуб не попадал от пережитого, а руки беспредметно шарили по туловищу парня — то ли от желания найти дополнительную опору, то ли сама не соображала, что делает.
Некстати вспомнилась упавшая вниз палка. Серёга, по-прежнему не отпуская женщину, передвинулся немного вбок и открыл дверь в коридор клиники. Шагнул внутрь, с трудом втащил за собой фактически повисшую на его руках шарлатанку, позвал медсестру:
— Подойдите пожалуйста! Маргарите Петровне плохо!
Однако вышколенная сотрудница и сама всё видела, со всех ног спеша к до сих пор пребывающей в ужасе ясновидящей. Подбежав, она подхватила её с другой стороны и, вместе с Ивановым, занесла плохо соображающую, ослабевшую тётку в палату, уложила на кровать.
Затем медсестра лихорадочно выхватила из кармана халата смартфон, вызвала дежурного доктора. Инспектор же, сочтя свою миссию выполненной, наклонился практически вплотную к тёткиному лицу и мягко, вкрадчиво произнёс:
— До свидания. Может, ещё увидимся.
...Уже у себя в палате, после краткого общения со спешно прибежавшим врачом, перепугано выяснявшим обстоятельства произошедшего и легко проглотившим версию в стиле «а я ничего не знаю, оно само...»; раздевшись и завалившись в кровать, Сергей неожиданно подумал: «Ну и зачем я так с ней обошёлся? Зачем? Ну сволочь, ну достала — бывает...».