Костя приходит каждый день или через день. Я немного путаюсь, могу вспомнить вчера, и то не каждый раз. Время обрывается, память полупрозрачна, жизнь – медленный сон. Кажется, таблетки они дают мне наугад, без какой-то системы. По моей просьбе Костя принес общую тетрадь и пару ручек, ЖЗЛ Варлама Шаламова, также приносит много воды. Иногда еще фалафель, какой-нибудь салат, веганскую сласть. Я ем прямо там, в комнате для посещений, которая напоминает зал ожидания провинциального вокзала. Из больничной еды я с утра ем кашу, в обед только суп и гарнир. Хлеб и котлету или курицу отдаю тому, кто сидит рядом в столовой. Желающие есть всегда, все хотят много жрать – это побочка от нейролептиков.

Заходили и Михаил Енотов с женой; на выходных заходил Секси, но я очень смутно запомнил его визит. Врач работает пять на два, и они дают лишнюю горсть препаратов по субботам и воскресеньям. Так что ты сам не свой, когда врач отдыхает. Ты просто вата. Оксана приезжала из Петербурга, подарила мне носки и пошутила (пошутила ли?), что она всегда знала, что я рано или поздно окажусь в подобном месте. Но она верит, что все образуется. На днях из Волгограда приедет Даша. Она единственная, о ком помню всегда, все остальные люди выплывают из небытия, пока они перед глазами – я понемногу вспоминаю их роль в своей жизни. Но когда они уходят, я о них вообще не думаю и не помню. Я надеюсь, что, если Даша нормально поговорит с лечащим врачом, меня выпишут. Я хочу, чтобы она забрала меня. Надеюсь, она сейчас понимает, что никто кроме нее мне не в силах помочь, надеюсь, она захочет это сделать.

Когда я пью много минералки, препараты не так дают по голове. Меня переводят раз в какое-то время. Я продвигаюсь от общей палаты к первой, к выходу. Я медленно вспоминаю детство. Со многими пациентами знакомлюсь по несколько раз – не всегда понимаю даже, кто лежит со мной в палате. Путаница в голове, чего уж там. Зато я от руки написал два рассказа. Небольшие, но про маму и отца, какими они были в моем возрасте. Мне, кажется, тридцать лет сейчас. Нет, тридцать лет мне было в пятнадцатом, а сейчас же шестнадцатый. Черт, тяжело как думается. Что я хотел рассказать. Я продвигаюсь к первой палате и сейчас уже в четвертой, если не путаю. Из первой либо выпишут, либо этапируют по месту жительства. Тогда я окажусь в Кемерове. Я представляю карту и как далеко буду от Даши. Даша Фиш, Даша Алехина. Стараюсь не прогнозировать, сколько продлится мое заключение. Надеюсь на Дашу, она скажет, что я просто не выспался, что у нас были проблемы в отношениях, но сейчас мы справимся, потому что мы семья. Как хочется увидеть ее. Семья, как хочется иметь семью.

До отбоя еще полчаса, но свет уже гасят. В коридоре нормальная лампочка, и я сажусь под ней с книгой. Под зад подкладываю резиновые тапки, на мне полосатые теплые носки – спасибо Оксане.

– Осталось двадцать минут, – говорит санитарка, проходя мимо.

– Хорошо.

Чтение требует больших усилий. В голове ничего не откладывается, но оно успокаивает. Целый день я ходил по коридору, лишь бы унять тревогу, и теперь наконец могу посидеть, растратив лишнюю энергию. Но мне не дают. Подходит этот здоровяк, жуткий санитар, напоминающий злого Дуэйна «Скалу» Джонсона. Точно как в фильме «Дум», только с бледно-розовым лицом. Злой персонаж из «Дума», только чуть-чуть альбатрос. Ой, альбинос. Так правильно ли? Был же такой фильм или это была игра?

– Иди в палату, – говорит здоровяк.

– У меня еще двадцать минут, Дуэйн.

– Я сказал – иди в палату.

Он выдергивает мою книгу, закидывает ее в палату на мою кровать. Ладно, в палате тоже всегда горит свет, хоть он и тусклый, но можно встать под круглым настенным плафоном и разбирать слова, водя пальцем по странице. Заодно разомну спину.

– Глаза испортишь, – говорит пациент, которого я прозвал Фассбендером за сходство с актером. Один из самых нормальных людей, которых я могу вообразить. Он выйдет быстрее всех – попал сюда из-за пьянки. Вдумчивый мужик, сегодня взял у меня ЖЗЛ Шаламова и выписал из нее все стихотворения. Пару уже даже выучил. Представляю Фассбендера в роли Шаламова. Интересно, что я легко вспоминаю актеров, писателей, фрагменты из книг, фильмов, но сложнее выудить из памяти какие-то события своей жизни.

– За раз не сломаются, – негромко отвечаю.

Остальные спят.

Мне хорошо, я стою в палате, прочитывая об аресте Шаламова в двадцать девятом году. Ровно выгнул спину по стенке, незаметно напрягаю мышцу. Голова моя работает плохо, но тело в порядке. От нормированного питания, четкого распорядка и бесконечного хождения по коридору чувствую себя сильным. Здоровяк залетает в палату и вырывает у меня книгу из рук:

– Спать! Отбой! – орет он.

Здоровяк искренне меня ненавидит.

– Ты чего, дядя, это моя книга! – отвечаю, стоя напротив него.

Вдруг он резко бьет мне в солнечное сплетение, так что я отлетаю в середину палаты. Очень больно, но обиды нет. Скорее, мне даже смешно, кажется, я видел подобную сцену в фильме. Книга у него в руке. Я тянусь к здоровяку, со смехом и хрипом (мне тяжело говорить) произношу:

– Пожалуйста, Дуэйн! Дай мне книгу-у-у-у-у.

– Блять, идиот, – говорит здоровяк, швыряет Шаламовым прямо в меня и выходит.