– Читала какую-то книгу Прилепина, – сказала Даша.

– Надеюсь, не понравилось? – тут же нашелся я.

Дурачок же все-таки, тявка.

– Уже не помню.

Это стало отправной точкой истории.

Обмусолили мой уход от крупного издательства и попытку наладить нормальную панковскую книжную движуху. Также мы придумали, что в каждой серии у писателя будет новая работа и новая болезнь, причина которой всегда в мнительности и ипохондрии. «Русский лес» – в честь романа Леонида Леонова – будет называться сериал.

– А-ха-ха, любимого писателя Захара, кстати! Так ему и надо! Отнимем у него и это!

Герой будет проходить через все уровни русской жизни. В первом сезоне писатель погружается в ремесло, отказавшись сотрудничать с корпорацией. Его лучший друг очень ценит талант, считает писателя Марселем Прустом наших дней, вместе они решаются выкопать из могилы труп русской литературы. Стартовая же книжная презентация заканчивается обезьянником. Но друг главного героя – Дима Маевский – настоящий панк, плохой журналист и, как оказалось, талантливый издатель – делает из этого информационный повод. Они становятся модными ребятами благодаря скандалу. На этом заканчивается серия.

– Я прицеплю накладной живот и буду играть Маевского! – сказал я. – Только это будет немного другой Маевский, не как наш Кирилл. Чуть более ебанутый.

– Я хочу какого-нибудь нашиста гнилого сыграть, – сказал Костя.

– Погоди, а кто будет в главной роли? – спросил Эдуард.

Костя повернулся ко мне, и мы одновременно произнесли: – Антон Секисов!

Потом я сказал еще раз:

– Антон «Секси» Секисов.

– Да ладно. Такая фамилия у парня? Настоящая? Кто это такой вообще?

– Самый модный из людей сейчас, – ответил Костя.

Остаток тура прошел в некоторой горячке. Когда я не выступал и не продавал книги, то, будучи в пути, сочинял, говорил и говорил о фильме, пока друзья не просили заткнуться. На вписках и съемных хатах я пересматривал ключевые сцены и целые серии разных сериалов: от «Герлз» и «Шеймлесс» до «Сопрано» и «Подпольной империи», накидывал синопсисы к сериям, к сериалу в целом, расписывал персонажей. Я продолжал худеть, дристать, почти не ел и пил очень много воды. Когда у Даши закончились месячные, мы начали заниматься любовью, но я не позволял себе уходить в это с головой. Один оргазм в сутки, не больше, но эти эякуляции были настолько сильны, будто я накурился травы и чувствительность возросла в десятки раз. Энергия распирала, мне хватало три-четыре часа сна. Вскакивал сразу и был готов бежать и браться за работу, писать, петь, сниматься, редактировать книги, верстать, делать что угодно. Такого патологического счастья я не испытывал никогда. Случались только моменты, когда я вспоминал, что мне придется объясняться и расставаться с Оксаной. Тогда я мог застыть на пятнадцать минут, и слезы хлестали из глаз. Как ни крути, это настоящее предательство, нас ждет развод, и ей будет очень больно.

Утром после концерта в Краснодаре я лежал в ванне, и со мной случилось что-то вроде кислотного прихода. Сцены первой серии будущего фильма висели в воздухе надо мной, как будто колода карт. Я мысленно открывал одну карту и тут же видел всех персонажей, видел их движения, слышал их диалоги. Они были живые, и стоило вглядеться в персонажа, как я понимал и знал все о нем. Прошлое, будущее. Ничто не ускользало от моего взора, этот фильм был внутри уже готовый, с миллионом подробностей, мне оставалось только открывать их, записывать, ставить, показывать. Я перетасовывал сцены, составлял из них идеальный каркас, ничего не забывая, аккуратно складывал колоду и доставал следующую – всего у меня было три сезона, в каждом из которых по восемь колод-серий.

– Ребята, я вас всех вижу и слышу, – сказал я ожившим персонажам. – Спасибо, что пришли.

Видимо, со мной случился первый настоящий психоз.

Это происходит каждый раз. Я пишу тридцать процентов книги, а потом жизнь вторгается в процесс. Я падаю яйцами о канат, теряю всякую грацию, и оставшийся путь уже выглядит со стороны не столь уверенно.

Сейчас я живу в Зеленоградске, сегодня двадцать шестое мая двадцатого года. Почти два месяца я не притрагивался к алкоголю, месяц не спал с женщинами. Вторая книга романа немного раскурочила мою жизнь, это был очень тяжелый, увлекательный и губительный эксперимент – писать ее. Теперь нужно было собрать себя – чтобы написать третий том или собрать книгу и себя одновременно. Никакого секса, никакого общения с посторонними людьми, пока не закончу роман. Такая установка.

Карантинные ограничения понемногу снимают. На пляже нет полиции, некоторые входы в парк открыты. Каждое утро я иду на турники, потом на море. Вспоминаю, слушаю музыку, листаю ленту инстаграма. Иногда отхожу туда, где нет никого, искупаться тридцать – сорок секунд в ледяной воде Балтийского моря. Впервые в жизни у меня есть жилье, которое я обустроил под себя. Я не хочу никуда съезжать, это почти уникальный случай. Думаю, проведу здесь не один год. Даже письменный стол купил и сделал под него перестановку. Квартира обходится недорого, мы договорились с хозяйкой, что я буду платить пятнадцать тысяч летом и двенадцать в остальное время, плюс коммунальные услуги. Скучаю по друзьям, но буду видеть их наездами. Пишу реп, прозу, немного учусь игре на гитаре. Пару раз в день хожу в магазин «Виктория», у меня даже есть карта постоянного клиента. Опять турники, чтобы не болела спина.

Ощущение счастья полое и зыбкое, и я знаю, что его разрушит любой человек, даже она. Конечно, мне не хватает Даши, как не хватало бы отрезанной конечности. Она выкладывает сторис со своей собакой или фото блюда, которое готовит в своем кафе «Кабина» – наш с ней ребенок, веганское заведение, имя которому дал Костя. Для меня вся наша история очень похожа на прочитанный много лет назад коротенький рассказ Этгара Керета, в котором герой чуть ли не каждый день наблюдал через витрину аптеки, как его бывшая девушка стоит за кассой и отпускает лекарства клиентам. Помню, тогда я сразу узнал себя в герое. Семейная жизнь осталась в прошлом, я выбрался из той шкуры, это больше не моя баба, не мое кафе, не мой город, это не моя собака, не моя реальность, да и в рот их чехлить. Смотри через стекло, грусти, пиши и пой об этом, живи этим, но не трогай руками.

Вчера мне нужно было съездить в Калининград, чтобы распечатать фотографии-открытки и забрать посылку с обувью в курьерской службе. После чего я накурился с приятелем и остался ночевать у него в Балтрайоне. Одна девчонка из Калика просекла, что я одинок и живу теперь здесь, прислала мне сиськи, и книга чуть не выпала из рук, весь творческий процесс был готов пойти коню под хвост. У накуренного стоял до боли, до треска за ушами, но все обошлось. Удалось густо передернуть, разглядывая ее инстаграм, и уснуть. Какой же я лицемер, в очередной раз убедился в этом. Что бы я ни испытывал к Даше, как бы трепетно ни относился к тому, что пишу о ней, все равно легко клюю на первые попавшиеся сиськи. Но удалось доехать до своей крепости. И вот теперь – наконец удалось добраться до своего новенького письменного стола (хороший стол – это уже как половина книги), запустить машинку времени и вернуться в свой две тысячи пятнадцатый.