коренных народов. Второй экологический эффект обусловил логистическую сложность межгосударственных войн. Войны требовали мобилизации и развертывания сил на больших расстояниях в приграничных районах , часто в пустынях, джунглях или болотах, вдали от столицы, почти не пригодных для жизни и пораженных болезнями. Потенциальные выгоды редко стоили таких затрат. MID были гораздо дешевле и позволяли выпустить пар, смесь рациональности и эмоциональности. Такая сложная логистика также означала, что региональные партизанские восстания, которые я не обсуждал, стало легче поддерживать и труднее подавлять, что увеличило число и продолжительность гражданских войн в некоторых регионах Латинской Америки.

В отличие от своих европейских коллег, офицеры и солдаты имели мало опыта войны и поэтому воевали не очень грамотно, что, возможно, и хорошо. Однако это само по себе не являлось сдерживающим фактором для войны, поскольку для победы нужно было быть лишь чуть менее некомпетентным, чем противник. Войны происходили, когда государственные элиты считали, что вражеское государство еще слабее, чем они сами, но, как и в других моих исследованиях, они часто ошибались. Одна из трудностей в прогнозировании относительной силы заключалась в сочетании очень неопытных солдат и иностранных британских, немецких или французских офицеров, привлеченных для их консультирования. Правители склонны были безосновательно верить в то, что эти люди смогут изменить поведение солдат, поскольку в бою солдаты, как правило, возвращались к старым привычкам, что мы и наблюдаем сегодня в Афганистане и Ираке в армиях, обученных американцами.

Еще одним сдерживающим фактором было то, что низкая налоговая база была недостаточна для финансирования длительных войн и больших армий. Как утверждает Маззука, правители редко могли преодолеть фискальное сопротивление периферийных силовиков, эксплуатирующих экономику свободной торговли. Война влекла за собой долги, которые становились непосильными после довольно короткого периода. Как утверждает Чентено, долг был, вероятно, главной слабостью государства, из-за которой войн было мало, и именно он был главной причиной того, что войны были короткими, что через год-два воюющие государства были готовы принять посредничество, и что не было повторяющихся войн. Таким образом, институты и культура милитаризма так и не получили должного развития. Милитаризм пронизывал офицерскую касту, а не все общество, а представления о воинской чести и добродетели были слишком слабы, чтобы поддерживать войну в условиях отсутствия прибыли. Рядовые солдаты воевали за зарплату, а большинство гражданских лиц оставались в стороне. Проигрыш в войне был катастрофой, но победители редко сталкивались с тем, что войны окупали себя. Только Тихоокеанская война принесла Чили немедленную прибыль, хотя войны за Рио-де-ла-Плата принесли победителям долгосрочные торговые выгоды. В остальных случаях победа была дорогостоящим вложением в ограниченные территориальные приобретения сомнительной ценности и неопределенной будущей отдачи. Поражения вызывали больший резонанс в народных массах, чем победы. Давление со стороны городских классов могло подтолкнуть правителей к бряцанию саблями, чтобы продемонстрировать свою силу, но мало кто хотел, чтобы кризис перерос в войну.

Вооруженное вмешательство внешних держав было незначительным - англо-французская морская блокада, незначительная канонерская дипломатия Великобритании для защиты своих колоний Гайаны и Белиза, неудачное нападение испанских ВМС, неудачное нападение Франции на Мексику, успешное вторжение Великобритании на Фолкленды и более значимые мексикано-американские войны. За последним исключением, для внешних держав более важным было поддержание свободной торговли, и в этом они имели большую поддержку среди латиноамериканских силовиков, которые хотели сохранить центральные государства слабыми и лишенными средств. Таким образом, свободная торговля в данном случае являлась косвенной причиной относительного мира.

Большинство войн XIX века заканчивались соглашением между воюющими сторонами, но все войны XX века велись при посредничестве или арбитраже других государств или внешних организаций. Это свидетельствует о постепенном снижении остроты конфликта, что позволило сторонам признать либеральные достоинства дипломатии. Однозначные военные победы и значительные территориальные приобретения стали менее вероятными. Некоторые агрессивные действия предпринимались в расчете на то, что внешние переговорщики вскоре потребуют прекращения конфликта, а быстрое вторжение может изменить факты на местах и повлиять на дипломатов. Некоторые утверждают, что глобальное преобладание посреднических и арбитражных завершений войн и MID ведет к геополитической нестабильности, сохраняя слабые государства и ревизионистскую агрессию. В Латинской Америке дело обстояло иначе. Межгосударственные войны уступили место MID, которые также стали меньше и мягче. Марес и Палмер отмечают, что в 2005-9 годах в регионе произошло десять MID, но восемь из них были связаны только с угрозами или демонстрацией силы. Два из них привели к стрельбе и нескольким смертям, но не к войне. Полезность категории MID в Латинской Америке очевидна.

В конце 1940-х годов в условиях "холодной войны" произошли серьезные изменения: американские администрации пошли на смену режима или его укрепление путем жестоких репрессий против левых. В 1948 году, по окончании гражданской войны, армия Коста-Рики была упразднена. С тех пор в стране вообще нет вооруженных сил, только полиция. После этого гондурасские правители стали обсуждать, стоит ли следовать этому мирному примеру. К сожалению, это было сделано не вовремя. Соединенные Штаты все активнее вступали в Латинскую Америку, предлагая военную подготовку и лучшее вооружение для борьбы с предполагаемой угрозой коммунизма. Хотя реальная коммунистическая угроза была незначительной, США спонсировали подавление и всех других левых, иногда по идеологическому невежеству, иногда для защиты интересов американского бизнеса. Латиноамериканским военным это нравилось, поскольку это давало им лучший статус, обучение и оружие. Консерваторы также приветствовали это из соображений классовой выгоды. В 1947 г. Соединенные Штаты еще больше укрепили доктрину Монро, подписав Договор Рио. Он заложил доктрину "обороны полушария" в отношении Латинской Америки. Договор обязывал страны Латинской Америки оказывать помощь в борьбе с любыми агрессивными действиями одного государства против другого. Однако в 1949 и 1951 гг. в американских программах взаимной безопасности это было переключено на антикоммунизм. Поэтому Гондурас не последовал примеру Коста-Рико. Наряду с большинством других государств он провел ремилитаризацию. Угрозу представляли гражданские войны, левые против правых, а не межгосударственные войны. Хотя марксистские аргументы имели относительно небольшую объяснительную силу в межгосударственных войнах в Латинской Америке, они важны для анализа таких гражданских войн.

В период после окончания холодной войны гегемония США в Латинской Америке ослабевает. Соединенным Штатам не удалось свергнуть левого президента Уго Чавеса в Венесуэле, и они колебались, когда консервативная оппозиция обратилась за помощью к его левому преемнику. Спрос американцев на наркотики также подорвал полицейские силы стран Латинской Америки. В первую очередь это произошло в Колумбии, где борьба между левыми партизанами и военизированными формированиями, нанятыми помещиками и поддерживаемыми правыми правительствами, также превратилась в нарковойны. Затем они перекинулись на другие страны, в частности на Мексику, где с 2006 года было убито более 100 тыс.