литературные источники до конца XVIII в. рассматривали войну как неизбежную, а иногда и желательную черту человеческого существования. Напротив, большинство европейских писателей, начиная с эпохи Просвещения, утверждали, что война идет на убыль или вот-вот пойдет на спад. Начало этому положил Кант, утверждавший, что абсолютные монархи ведут войну, в то время как республики и конституционные монархии могут заключать мир. При условии, что последние расширяются за счет первых, мир может распространяться. Это положило начало "республиканской" теории мира, основанной на распространении представительного правления и верховенства закона. Он добавил в шутливой форме, что для мира также необходимы всеобщее гостеприимство к иностранцам и федерация свободных государств, и признал, что время от времени могут возникать войны, чтобы не забывались добродетели мира.

Французская революция и наполеоновские войны прервали эти надежды. И все же Европа XIX века казалась вполне мирной. Европейцы вели колониальные войны на других континентах, но большинство социальных теоретиков не обращали на них внимания и выдвигали оптимистичные дихотомии, отличающие исторические общества от современных: на протяжении всей истории в обществе господствовали война и милитаризм, теперь же будет царить мир, обусловленный капитализмом или индустриализмом и свободной торговлей. Война приносила прибыль в прошлом, но теперь она вытеснена более высокой прибылью торговли. Подобные аргументы приводили Монтескье, Адам Смит, Джереми Бентам, Огюст Конт, Анри де Сен-Симон, Карл Маркс и Герберт Спенсер. Такие писатели, как Йозеф Шумпетер и Торстейн Веблен, на рубеже ХХ века, осознавая рост милитаризма в Германии и Японии, рассматривали его как последний пережиток феодализма. Обычно выдвигались четыре основные причины для оптимизма: республиканизм, свободная торговля, социализм и индустриальное общество. Эти аргументы звучат и сегодня.

Некоторые британские либералы осознавали, что их страна вела колониальные войны, но принимали "либеральный империализм". Во главе с Джоном Стюартом Миллем, тридцать пять лет проработавшим в Ост-Индской компании, они защищали колониальные войны как принесение цивилизации отсталым расам (включая ирландцев, по словам Милля). Как и практически все империалисты, они утверждали, что война необходима для установления мира. Французские писатели поддерживали имперскую цивилизационную концепцию, выступая за более активную ассимиляцию коренных народов. Американцы конца XIX века утверждали, что долг англосаксонской расы - нести цивилизацию и мир другим расам. Социолог Лестер Уорд, опираясь на Спенсера, утверждал, что за прогресс человечества отвечает война. Благодаря насилию гоминиды получили господство над животными, а благодаря войне технологически развитые расы получили господство над менее цивилизованными и обязаны были распространять цивилизацию среди них. Однако, по его мнению, со временем война пойдет на убыль, поскольку расовые различия будут преодолеваться путем ассимиляции и смешения. Уильям Самнер говорил, что война происходит от "конкуренции за жизнь" между "ин-группами" и "аут-группами". Но он был пессимистом: война не только всегда существовала, но и всегда будет существовать. "Очевидно, что люди любят войну", - с горечью заключил он во время войны США с Испанией в 1898 году, против которой он решительно выступал.

Во многом германская теория отражала тот факт, что немцы выигрывали войны и еще не достигли империи, но хотели ее получить, а австрийцы имели империю и боролись за ее сохранение. Для тех и других война оставалась необходимой и даже благородной. Генерал Гельмут фон Мольтке Старший заявлял: "Вечный мир - это мечта, и даже не очень приятная, а война - необходимая часть Божьего устройства мира". Клаузевиц был более взвешен, написав: "Тот факт, что бойня представляет собой ужасающее зрелище, должен заставить нас относиться к войне более серьезно, но не служить оправданием для постепенного затупления мечей во имя гуманности. Рано или поздно кто-нибудь придет с острым мечом и отрубит нам руки". Это остается главным оправданием военной готовности к войне - на всякий случай, как недавно напомнил нам президент Путин.

Людвиг Гумплович утверждал, что современность не принесет мира, поскольку конфликты между господствующими и доминирующими присущи человеческому обществу. Генрих фон Трейчке, Макс Вебер, Георг Зиммель, Вернер Зомбарт и Макс Шелер не видели конца войнам. Трайчке одобрял военные действия; он нападал на либеральные теории мира, которые ассоциировались у него с лицемерными англичанами. Убийство" врагов было частью "возвышенности" войны, заявлял он.

Вебер был либеральным империалистом. Не одобряя милитаризм, он считал империализм и войну необходимыми для современности и развития Германии. Когда разразилась Первая мировая война, он принял ее. Его поддержка войны, выраженная в августе 1914 г., носила идеологический характер. "Ответственность перед историей" означала, что Германия должна противостоять разделению мира между "русскими чиновниками" и "условностями англосаксонского общества", возможно, с добавлением "латинского разума". "Мы должны быть мировой державой, и чтобы иметь право голоса в будущем мира, мы должны были рискнуть войной". Как только Германия займет достойное место под солнцем, это принесет миру больше цивилизации, и войны пойдут на убыль - как утверждали британские либеральные империалисты и как делают сегодня их американские коллеги. Вебер был не одинок. Томас Манн писал: "Германия воинственна из соображений морали". Однако немецкий энтузиазм был временным явлением. Уже через год Вебер перешел к призывам дипломатического прекращения войны, а в 1922 г. Манн защищал Веймарскую республику от милитаризма.

Шелер считал войну неизбежной и желательной. Гений" войны представляет собой динамический принцип истории, в то время как мир - статический принцип. Война обнажает банальную рациональность и материализм современной культуры. Она поднимает людей на более высокий уровень существования, давая экзистенциальное чувство безопасности внутри национального сообщества. Как и Вебер, он рассматривал войну как битву культур. Если Франция и особенно Англия олицетворяли прагматическую, эмпирическую философию, то Германия - истинную философию метафизического идеализма. Война пробуждает в нации потребность в сохранении собственной культуры и оправдана, когда ее культура подвергается нападению. Англия стремилась навязать Европе свою меркантильную, утилитарную философию. Однако, как и Вебер, Шелер менялся по мере того, как раскрывались ужасы этой войны. Зиммель видел, что война и мир "настолько переплетены, что в каждой мирной ситуации развиваются условия для будущего конфликта, а в каждой борьбе - условия для будущего мира". Если проследить этапы общественного развития в обратном направлении под этими категориями, то нельзя найти никакой остановки". Он призывал к вооруженной борьбе против материалистического англо-американского "маммонизма". Первую мировую войну Зомбарт рассматривал как противостояние немецкого "героя" и британского "торговца". Купцы были морально неполноценны, жадны до прибыли, денег и физического комфорта. Герои превосходили их по исторической значимости, ими двигали идеалы великого подвига и самопожертвования во имя благородного призвания. Поскольку риторика Антанты утверждала, что это война свободы и демократии против авторитарной агрессии, война рассматривалась как борьба за цивилизацию с обеих сторон.

Поэтому