большинство видных представителей германской интеллигенции этого периода не считали войну упадком, некоторые одобряли ее, а другие ужасались ее чрезмерности. И хотя сегодня многие поддержали бы мнение Клаузевица о том, что война иногда необходима, а военная оборона - всегда, почти никто не считает войну по своей сути добродетелью. Это, несомненно, прогресс. Марксисты предложили более оптимистичную теорию. Рудольф Гильфердинг и Владимир Ленин видели тесную связь между капитализмом, империализмом и войной и считали, что свержение капитализма приведет к миру. Большинство теоретиков в Великобритании и Франции занимали промежуточное положение: они осуждали войну, но считали свои собственные войны чисто оборонительными.

Первая мировая война заставила русских, американцев, англичан и французов надеяться на то, что это была война, которая положит конец всем войнам. Советская власть использовала военные метафоры в своей внутренней политике - ударные войска, рабочие бригады и т.п., но после неудачного вторжения в Польшу в 1920 г. она поверила, что социалистическое общество принесет мир. После войны большинство английских и французских писателей выступали против войны, но предпочитали думать о других вещах. Леонард Хобхауз, первый профессор социологии в Великобритании, предсказывал, что будущее принадлежит более высоким этическим и мирным стандартам, но Великая война разбила его вдребезги. Его реакцией стал уход от социологии к философии. Американцы испытывали отвращение к Первой мировой войне, которую они считали сугубо европейской. Американская социология также предпочитала думать о других видах деятельности, кроме войны.

Германия и Италия пережили неблагоприятные войны, породившие противоречивые теоретические направления. Одно из них, милитаристское, переросло в фашизм, который прославлял войну, иногда в мистических терминах, но всегда считал ее важнейшим условием прогресса человечества. Социалисты в Германии и Италии осуждали войну и надеялись на ее отмену, но, тем не менее, считали необходимым создавать оборонительные военизированные формирования. Итальянский социолог Вильфредо Парето утверждал, что право всегда проистекает из силы, а его соотечественник Гаэтано Моска говорил, что тот, кто владеет копьем и мушкетом, всегда будет главнее того, кто орудует лопатой или челноком. Во Франции критик и философ Роже Кайуа адаптировал социологию религии Дюркгейма к романтическому национализму, в котором праздники заменили религиозные фестивали, вырывая людей из обыденной жизни и давая им ощущение священного. Он рассматривал войну как проявление неадекватности современности, выражающейся в тоске по национальной духовности.

Вторая мировая война стала победой марксистско-либерального альянса, сочетавшего оптимизм с моральным неприятием войны. И в Великобритании, и в Америке, и во Франции, и в Германии о войне лучше было не думать. Функционализм и теория модернизации доминировали в социальной теории и игнорировали войну. Политологи, подручные власти в Вашингтоне, расходились во мнениях. Большинство из них поддерживали американский либеральный империализм и предлагали реалистические теории войны как рационального инструмента власти. Западные марксисты делали акцент на классовой "борьбе", но метафора не означала реальных убийств. Марксизм стран "третьего мира" все же обратился к революционному насилию, примером которого стали китайский Мао Цзэдун и психиатр Франц Фанон. Война породила прекрасные исследования американских солдат, на которые я ссылаюсь в главе 12, но их наследие в Америке свело социологию войны к изучению военной профессии. За некоторыми исключениями - Станислав Андрески в Англии, Раймон Арон во Франции, Ханна Арендт и К. Райт Миллс в США - социальные науки за пределами политологии пренебрегали войной во время холодной войны, и это казалось оправданным уменьшением числа межгосударственных войн. Сегодня практически никто на Глобальном Севере не прославляет войну. Многие также не верят, что человеческая природа или человеческое общество неизбежно порождают войну (или мир).

 

Возвращение либерального оптимизма

В XXI веке в социологии возродился интерес к войне. Однако достаточно тонкие взгляды этих ученых оказались заслонены возрождением либерального оптимизма, выраженного Джоном Мюллером, Азаром Гатом, Стивеном Пинкером и Джошуа Голдстайном. Их книги были хорошо приняты в Вашингтоне, удовлетворенном идеей Pax Americana. Голдстайн сосредоточился на периоде после 1945 года. Мюллер рассматривает упадок войны как долгосрочный и продолжающийся до сих пор. Вторая мировая война может показаться ему проблемой, но он отмахивается от нее, говоря, что ответственность за нее несет один человек - Адольф Гитлер. Мюллер подчеркивает культурные сдвиги, происходившие в течение ХХ века, которые сделали войну "рационально немыслимой", поскольку все больше стран "выбывали" из системы войн. Он не считает рост исламского терроризма преступной деятельностью, на которую реагируют "полицейскими мерами", а не "войной". Гат рассматривает войну в утилитарных терминах XIX века: война теперь уступает торговле в обеспечении дефицитных ресурсов. Он также указывает на атрибуты западного общества, которые усиливают привлекательность мира - зрелую демократию, рост жизни в мегаполисах, сексуальную революцию и феминизм, ядерное сдерживание. Все они отличаются от исследователей XIX века в определении долгосрочного упадка войны. Дихотомические взгляды на войну в истории до и после XIX века больше не существуют.

Пинкер опирается на современные исследования человеческой природы, предлагая метафору борющихся внутри нас "ангелов" и "демонов", способных направить нас либо к миру, либо к войне. Он также опирается на Норберта Элиаса, который в книге "Процесс цивилизации" утверждает, что за последние столетия в Европе усилился цивилизационный процесс, включающий самоограничение и управление импульсами. Европейцы сдерживали свои порывы, предвидели последствия своих действий и больше сопереживали другим. Культура чести, воплощавшая идеал мести, уступила место культуре достоинства, воплощавшей контроль над своими эмоциями. Первоначально книга была опубликована на немецком языке в 1939 году - не вовремя! Пинкер, по-видимому, не знает, что впоследствии Элиас пересмотрел свои взгляды. Будучи беженцем из нацистской Германии, а затем в военное время офицером британской разведки, бравшим интервью у жестких нацистов, Элиас считал, что "процесс децивилизации" начался в двадцатом веке, когда ядерная война была вполне вероятна. Он умер в 1990 году, в конце холодной войны, слишком рано, чтобы вернуть оптимизм.

Либеральные теории звучали и раньше. Вклад последних авторов заключается в добавлении эмпирических данных. Гат и Пинкер со знанием дела рассказывают о насилии и войнах на протяжении веков. Гольдштейн предлагает данные о тенденциях в области войн и гражданских войн после 1945 года. Пинкер представляет шестифазную периодизацию упадка на протяжении веков. Поскольку он представляет наиболее полные исторические статистические данные о частоте войн и количестве жертв в них, которые являются простейшими показателями того, снизилась ли война, я сосредоточился на его данных.

 

Пинкер о ранней истории и монголах

Пинкер начинает с доисторической войны, о которой я говорил в главе 2. По его словам, в них смертность в среднем составляла 15% и доходила "до" 60% от общей численности населения, в то время как в современных национальных государствах смертность в войнах составляет 5%