Но как-то раз, когда я гостил у Фэрбенксов, они предложили посмотреть фильм с Марион, который назывался «Когда рыцарство было в цвету». Признаться, я был приятно удивлен, что она оказалась очень хорошей комедийной актрисой, с большим обаянием и шармом. Она легко могла стать звездой и безо всякой рекламной шумихи, устроенной Херстом. Во время обеда у Элинор Глин я понял, что Марион была простой и очаровательной молодой женщиной. С этого момента мы надолго стали друзьями.

О взаимоотношениях Херста и Марион ходили легенды не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире. Они были вместе более тридцати лет, до дня смерти Херста.

Если бы меня спросили, кто из всех, кого я знал, оказал на меня самое сильное впечатление, я бы ответил, ни минуты не раздумывая: покойный Уильям Рэндольф Херст. Должен добавить, что это впечатление не всегда нужно трактовать как нечто исключительно положительное. Конечно же, и хороших качеств Херста было не убавить. Меня всегда завораживали загадка его личности, его мальчишество, дальновидность, доброта, жесткость, невероятная сила власти и несметные богатства. Это был самый свободный в мире человек, которого я когда-либо знал. Его деловая империя правила целым миром, в который входили сотни издательств, крупные холдинги недвижимости в Нью-Йорке, шахты, огромные территории в Мексике. Его секретарь как-то сказал мне, что состояние Херста оценивалось в четыреста миллионов долларов. По тем временам это было неисчислимое богатство.

О Херсте всегда говорили и говорят разное. Многие утверждают, что он был настоящим американским патриотом, другие называют его оппортунистом, заинтересованным только в продаже своих газет и журналов и увеличении собственного капитала. В молодые годы он был самым настоящим искателем приключений и слыл либералом. Понятно, что отцовские деньги всегда были у него под рукой. О Херсте ходило множество историй. В одной из них рассказывали, что однажды финансист Рассел Сейдж повстречался с Фебой Херст, матерью Херста, на Пятой авеню:

– Передайте сыну, если он не закончит свои атаки на Уолл-стрит, его газета будет терять по миллиону долларов каждый год!

– В таком случае, мистер Сейдж, мой сын может жить спокойно еще восемьдесят лет как минимум, – ответила миссис Херст.

Во время своего знакомства с Херстом я совершил серьезную оплошность. Сайм Сильверман, редактор и издатель «Вэрайети», взял меня с собой на обед домой к Херсту, на Риверсайд-драйв. Это было обыкновенное жилище богатого человека, то есть великолепный двухэтажный особняк с редкими ценными картинами на стенах, панелями из красного дерева, встроенными шкафами с изделиями из тончайшего фарфора. Меня представили Херстам, и начался обед.

Миссис Херст вела себя открыто и непринужденно, а вот сам Херст предпочитал отмалчиваться, предоставляя мне инициативу ведения застольной беседы.

– Мистер Херст, первый раз я увидел вас в ресторане «Бозар», когда вы были там с двумя дамами. Мне показал вас мой друг.

Я почувствовал, что кто-то под столом предупредительно наступил мне на ногу. Думаю, это был Сайм Сильверман.

– О! – улыбаясь, отреагировал Херст.

Я начал потихоньку сдавать назад и наивно предположил:

– А может, это были и не вы, но кто-то очень похожий, мой друг мог и ошибиться.

– Ну да, – усмехнулся Херст, – мой двойник, ведь это так удобно.

Меня спасла миссис Херст.

– Это действительно удобно! – улыбнулась она.

Разговор постепенно перешел на другую тему, и обед закончился прекрасно.

Марион Дэвис появилась в Голливуде в качестве звезды кинокомпании «Космополитен Продакшн», которая принадлежала Херсту. Она сняла дом в Беверли-Хиллз, а Херст перегнал в воды Калифорнии через Панамский канал свою восьмидесятипятиметровую яхту, и в кинематографической колонии Голливуда началась сказочная жизнь на манер «Тысячи и одной ночи». Два или даже три раза в неделю Марион устраивала умопомрачительные вечеринки, приглашая сто и больше гостей, которыми были актеры и актрисы, сенаторы, игроки в поло, хоровые мальчики, монархи иностранных государств, топ-менеджеры из компаний Херста, редакторы его печатных изданий и многие другие. На вечерах и обедах царила любопытная атмосфера напряжения и свободы, потому что никто не мог предугадать настроения всемогущего Херста, который, словно барометр, определял успех или провал мероприятия.

Помню один случай на обеде у Марион. В доме собралось около пятидесяти гостей, все мы стояли и ждали обеда, в то время как сам Херст восседал, хмурясь, на стуле с высокой спинкой в окружении редакторов своих газет и журналов. Ослепительно красивая Марион в платье «а-ля мадам Рекамье» лежала на кушетке и буквально мрачнела на глазах, наблюдая за тем, как Херст продолжал заниматься своими делами. И тут она вдруг возмущенно воскликнула:

– Эй, ты!

– Это ты мне? – удивленно спросил Херст.

– Да, тебе! Подойди сюда! – ответила Марион, не отводя своих огромных голубых глаз от Херста.

Тот откинулся на спинку стула, и в гостиной повисла тишина.

Глаза у Херста сузились, он застыл, словно сфинкс, лицо потемнело, а губы превратились в две тонкие полоски. Пальцами он нервно барабанил по подлокотнику стула, раздумывая, взорваться ли ему в гневе или поступить по-другому. Моя рука автоматически потянулась в сторону в поисках шляпы. Но Херст вдруг резко встал:

– Думаю, мне лучше подойти, – сказал он и притворно заковылял к Марион. – Что прикажете, моя госпожа?

– Занимайся своими делами в офисе, – холодно ответила Марион, – а не у меня в доме. Гости ждут, когда им будет предложено выпить, так что поторопись и угости их.

– О да, конечно, всенепременно.

Херст все так же комично заковылял в сторону кухни, все вздохнули и с облегчением улыбнулись.

Однажды я отправился поездом из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк по срочному делу и в пути получил телеграмму от Херста, в которой он приглашал меня поехать в Мексику. Я ответил, что, к моему сожалению, должен быть в Нью-Йорке по делам. Но в Канзас-Сити на вокзале меня встретили два представителя Херста.

– Нам велено забрать вас с собой, – сказали они, улыбаясь, и объяснили, что мистер Херст даст указание своим юристам в Нью-Йорке решить все мои проблемы. Я с трудом настоял на своем и продолжил путь в Нью-Йорк.

Вилла на берегу моря в Санта-Монике, которую Херст подарил Марион, была настоящим дворцом, построенным на песке итальянскими мастерами. Это было трехэтажное сооружение в георгианском стиле, с семьюдесятью комнатами, шириной в сто метров. Танцевальный и столовый залы украшала позолота. На стенах были развешены картины Рейнольдса, Лоуренса и других художников. Надо признаться, что некоторые из них были подделками. В просторной библиотеке с дубовыми панелями находился кинозал, при нажатии кнопки одна из секций пола поднималась и образовывала большой киноэкран.