Калинин смотрел на Гурова невидящими глазами. Точнее, он смотрел куда-то вдаль или, наоборот, внутрь себя. Гурова он не видел, но, кажется, слышал.

— Три недели назад здесь, в Москве, Татьяна вытолкнула из окна пятого этажа подъезда дома гражданина Белова. На теле погибшего также обнаружен носовой платок из той же серии и с аналогичными следами крови.

— Это не она, — вдруг обрадовался Калинин, — это ее подставили. Кто-то платки специально оставляет, чтобы все думали на мою дочь. Ты в своем уме, Лева? Какая из нее убийца? И, главное, зачем?

— Следующей жертвой стала студентка Чуканова, которую Татьяна столкнула с перрона под колеса подходившего поезда метро. Затем гражданин Бочаров, которого она столкнула в строительный котлован. Во всех этих случаях присутствовал носовой платок со следами крови одного и того же человека. И, наконец, Глеб Миронов, чью фотографию она до сих пор хранит у себя. Тот самый молодой красивый парень, которого она любила, который пристрастил ее к наркотикам и искалечил ей жизнь.

— А вот и не угадал, — тихо произнес Калинин, — она недавно ее порвала и выбросила.

Заработала рация. Кто-то сообщал, что задержана похожая девушка, документов при ней нет, и ведет она себя вполне вменяемо. Патрульному было высказано замечание оперативным дежурным по поводу того, что надо обращать внимание на ориентировку, на описание. Но девушку, видимо, пока не отпустили.

Гуров взял Калинина за локоть и повел в дом. На кухне он налил большую кружку воды и сунул Юрке в руки. Тот с жадностью выпил ее чуть ли не всю, обливаясь и расплескивая на себя. Наконец немного взял себя в руки, его взгляд стал более осмысленным.

— Лев, это же не доказательства? — с надеждой в голосе проговорил он. — Это же несерьезно.

— Что несерьезно, что, по-твоему, не доказательства? — строго спросил Гуров.

— Ну… эти платочки, капли крови.

— Камера видеонаблюдения станции метро снимала всех, кто в момент падения Чукановой находился на платформе. Специальная компьютерная программа опознала в одной из девушек твою дочь. С точностью в восемьдесят два процента.

— Восемьдесят два? Но это же не сто! — оживился Калинин. — И потом, там же всякие погрешности могут быть…

— Юра, мы отцифровали две фотографии Татьяны, которые оперативники в Рязани взяли у твоей жены. Восемьдесят два процента — это очень много, это почти точное совпадение. И потом, мы запросили в клинике Лозовского данные исследования крови Татьяны, она ведь сдавала там анализы. Кровь совпала с кровью на всех этих платках.

— Но почему, Лева, почему? — заорал Калинин и замолотил себя кулаками по голове. — Зачем ей это, она же девушка, а не монстр! Она моя кровь и плоть, она…

Он соскользнул со стула на пол и зарыдал. Зарыдал почти по-детски, с обидой, с отчаянием. Гуров стиснул зубы, но продолжал смотреть на старого школьного приятеля. Зрелище было не очень приятное. Всегда неприятно смотреть, как жизнь ломает и плющит человека, здорового мужика. Хотя здоровым он уже давно не был. Сейчас жизнь его не давила, а добивала. И самое страшное, что помочь ему было нечем, кроме как подать руку. А нужна она ему сейчас, эта рука?

Гуров встал, схватил Калинина за грудки и рывком поднял с пола. Толкнув его на стул, два раза сильно ударил по щекам и приказал:

— Приди в себя, Юра! Очнись! Возьми же ты себя в руки, черт…

Голова Калинина от ударов моталась как тряпичная, но взгляд сфокусировался на сыщике.

— Она больная, Юра, ты это помнишь? — рявкнул Лев. — Вот и думай о ней как о больном человеке. Близком тебе и страшно больном. Я не знаю, почему она это делала. Ответы надо искать в ее жизни, в ее детстве. Оттуда все наши страхи и комплексы. Миронова она просто, я думаю, узнала. В таком состоянии, а узнала. Там уже на уровне подкорки все произошло. Ему она отомстила, но неосознанно. А вот остальные… Я не знаю. Что-то с чем-то связано. Пожилые мужчины, любящие внучки! Я не знаю, что у нее за детская обида. Она же не из пистолета стреляла, она просто толкала, как тебе это сказать, отталкивала от себя. Это просто совпадение, что рядом было, куда падать. А может, и специально в яму толкала. Я пока ничего не знаю.

— А девушка, парень? — стискивая кулаки, потребовал Калинин. — А кровь на платках?

— Девушка? Не знаю, Юра, — покачал головой Гуров. — С парнем догадываюсь, парень внешне такого же типа, что и Глеб Миронов. Внешне такого же типа. Наверное, ассоциация, некоторое сходство.

— Зависть, — вдруг сказал Крячко, глядя в окно, как к дому подъезжает полицейский микроавтобус. — Недолюбили, недодарили, недополучила. Помнишь, в метро? Чуканова с парнем прощалась, они целовались, смеялись, были счастливы. За несчастье свое она мстила счастливым, сама того не осознавая. Только ведь вы, Юрий, в самом деле правы, что это все косвенные улики, а не прямые. А для прямых нам Татьяну надо найти.

В дом, топая ногами, вошли эксперты и дежурный следователь.

— Здравия желаем, Лев Иванович! Можем приступать?

— Начинайте, — разрешил Гуров. — Ее комната на втором этаже справа. Комната ее отца вон за той дверью. Ноутбук тоже проверьте.

Юрка сидел с каменным лицом все время, пока проходил осмотр личных вещей Татьяны и его вещей. Он даже не спросил, почему осматривают и его вещи, на что Гуров готов был уже ответить, что дочь вполне могла что-то положить в вещи отца.

Потом эксперт вышел из комнаты Татьяны с вскрытой и наполовину пустой упаковкой носовых платков. В таких упаковках их продавали десятками на «оптовке». За столом напротив Гурова эксперт вытащил один из платков и долго рассматривал его с помощью каких-то переносных приборов.

— Скорее всего, это одна и та же партия, Лев Иванович, — доложил он. — Небольшой ткацкий дефект по правой стороне полотна. Утковая нить утолщенная. Такая же на двух из четырех изъятых с мест происшествия.

Гуров благодарно кивнул, эксперт при отце девушки не сказал «с мест преступления», и поднялся со стула:

— Знаешь что, Юра, поехали-ка ко мне. Что ты тут будешь делать один. Тут же с ума сойти можно.

— Я… ты меня арестовываешь?

— Не дури! Ты-то в чем виноват? Поехали, хоть на глазах у меня будешь. Ты как себя чувствуешь, сердце как?

— А ты как думаешь? — угрюмо ответил Юрка.

— Я думаю, что очень хреново. Одевайся, поедем. И потом, когда Таню найдут, ее все равно сначала ко мне привезут.

Гуров сидел за своим рабочим столом нахохлившись, как старый кочет. Он вполне сносно мог бы себя чувствовать на своем любимом диване. Самое место для того, чтобы думать, ждать. Но на диван нельзя, на диване сидит Юрка Калинин. Точнее, скорчился, ушел в себя, терзается. Он потерял жену, сына, теперь он теряет дочь и вторую жену. Вряд ли они будут дальше вместе жить, когда все это откроется. И так непонятно, почему Вероника столько лет держалась. Явно же тяготило ее все в этом доме. И останется Юрка совсем один. Сломленный, больной, усталый, никому не нужный. И надо будет как-то помочь ему, а как? Лозовский? Этот еще придет со своими «ахами» и «охами»! Психиатр хренов! Прошляпил, специалист…