Отвернувшись от пустых полок, он принялся разглядывать ее, потом длинно вдохнул через нос, выдохнул и сказал с аккуратным маленьким кивком:

– Продолжайте.

В хранилище повисло тяжелое молчание. Откуда-то сзади доносились приглушенные удары – похоже, констебли все же нашли что-то, что еще можно было разломать.

И вновь у Вик ушло несколько мгновений, чтобы уловить смысл сказанного. Потом она осторожно прочистила горло.

– Что?

– Великая Перемена выполнила свою задачу.

– Свою… задачу?

– Один мудрый человек как-то сказал мне, что порой для того, чтобы изменить мир, нужно сжечь его дотла. Но Судья – это огонь, который невозможно контролировать. Пришло время залить пламя и восстановить порядок, прежде чем от нашего мира останутся одни головешки.

– Так, значит… – Молчание между ними затягивалось. – Продолжать?

– Совершенно верно. Я бы предложил вам помощь, помимо игнорирования ваших действий, но, боюсь, при текущих обстоятельствах в инспекторате нет ни одного человека, которому я мог бы полностью доверять. Кроме вас, разумеется, инспектор. – Пайк снова повернулся к пустым полкам, сцепив руки за спиной. – В последнее время стало совершенно невозможно определить, кто на чьей стороне.

На протяжении нескольких мгновений Вик стояла, уставившись на него.

– Да что вы говорите, – пробормотала она.

…Снаружи, на промозглой улице, снег по-прежнему продолжал таять. Все так же тянулись очереди. Глашатай все еще не докричал свой список имен обреченных.

– Ты выглядишь довольной, – заметил Огарок, все так же ежась от холода. – Что, в хранилище оказалась куча денег?

На лице Вик постепенно проступала непривычная для нее улыбка.

– Нет, там было пусто.

Она не знала почему, но у нее начало появляться чувство, что у них есть шанс. Если Пайк будет с ними – или, во всяком случае, не против них… Если маршал Форест и Молодой Лев сумеют выполнить свою задачу, не поубивав друг друга… Если у Бремера дан Горста получится не попасться никому на глаза… Если король Орсо сможет держать язык за зубами… Если им удастся избежать новых катастроф хотя бы на протяжении еще нескольких дней – у них есть шанс!

– И наконец! – взревел глашатай, напоследок выкладываясь по полной. – Обвиняется! В барышничестве и спекуляциях! В эксплуатации людей и ростовщичестве в особо крупных размерах! В предательстве Великой Перемены! В роялистских симпатиях и инцесте! Гражданка… Савин Брок!

Улыбка слетела с лица Вик гораздо быстрее, чем там появилась.

– Проклятье, – прошептала она.

– Я должна вас предупредить, – сказала гражданка Валлимир, останавливаясь у входной двери, – это может вызвать довольно… сильное впечатление.

На ней были строгое черное платье и испачканный передник. В этой женщине трудно было узнать ту хлопотливую хозяйку, у которой Савин как-то обедала в Вальбеке. Но кому удалось пройти через Великую Перемену, оставшись прежним?

– Поверьте, это производило достаточно сильное впечатление, еще когда тут жили… мои родители…

Савин осеклась, переступив порог. Шутки больше не казались уместными.

Прихожая была полна детей. Они стояли вдоль стен с обеих сторон двумя плотными рядами. Оборванные, покрытые грязью и струпьями. Между ними было пять или шесть изможденных кормилиц, выглядевших едва ли лучше. Мать Савин настаивала, чтобы здесь каждый день ставили свежий букет цветов. Теперь здесь цветов не было. Канделябр, видимо, украли; в воздухе пахло затхлостью. Савин изобразила на лице вымученную улыбку и кивнула, приветствуя всех разом. Зури за ее плечом резко втянула в себя воздух – для нее это было такой же тревожной реакцией, как вопль ужаса у кого-нибудь другого.

– Дети, это гражданка Брок! Она владелица этого дома. Именно благодаря ее щедрости у вас есть еда и кров…

– Хватит, – перебила Савин. – Нет, в самом деле…

Она вдруг поняла, что странный ковер из тряпок, на котором стояли дети, состоял из их одеял, разложенных вдоль стен справа и слева, так что посередине оставалась лишь узкая полоска исцарапанного пола в качестве прохода.

– Они что, здесь спят? – пробормотала она, отшатываясь от девочки, которая смотрела на нее огромными черными глазами, очевидно, не в силах оторваться. Ее немигающий взгляд был похож на птичий.

– Нам не хватает места.

Гражданка Валлимир толкнула дверь в комнату, где Савин когда-то выпивала вместе с матерью, смеялась вместе с матерью, испытывала тошнотворный ужас, когда мать рассказала ей свой секрет. Теперь большинство окон были заколочены, так что ее глаза не сразу привыкли к сумраку.

Почему-то ей представлялись аккуратные шеренги симпатичных, чисто вымытых, благодарных сирот. Спасенных сирот… Вид детей в прихожей шокировал ее – но теперь она поняла, что те выглядели еще вполне прилично.

Дети, набившиеся в эту лишенную мебели комнату, выглядели так, словно принадлежали к другому виду. Скрюченные, чахлые, искалеченные, странные. Полосы пыльного света высвечивали отвратительные подробности: огромный букет струпьев на впалой грудной клетке, сгорбленную фигуру, без конца раскачивающуюся взад и вперед… Раскрытые рты, капающие слюной… Мухи, вьющиеся вокруг слезящихся глаз… Некоторые лежали неподвижно, бесчувственно. Другие съежились, скаля почерневшие зубы. Они были тощими, как дворовые коты, безумными, словно бешеные псы. У одной девочки в волосах засохла рвота. У одного мальчика все лицо было покрыто язвами. Еще один глазел на отслаивающиеся обои, без устали шлепая себя ладонью по наполовину облысевшей голове, снова и снова. Они производили странные звуки – слов не было, только какое-то бульканье, сипение, рычание… Словно брошенный хозяевами зверинец, в котором все звери сошли с ума.

Когда Савин поглядела на ряды этих голодных лиц, у нее не родилось сентиментального желания обнять их и начать гладить по головкам. У нее родилось желание поддаться панике и ринуться прочь, расшвыривая детей с дороги. Она и с собственными-то двумя младенцами едва справлялась – но как можно было удовлетворить нужду такого масштаба, какая ощущалась хотя бы в этой комнате, не говоря обо всем доме?

– Во имя Судеб… – прошептала она, невольно прикрывая рукой лицо, чтобы защититься от всепроникающего зловония.

– К этому потом привыкаешь и не обращаешь внимания, – утешила ее гражданка Валлимир. – Мы стараемся, как можем, моем их, боремся с болезнями и вшами. Но у нас слишком мало людей, мыла нигде не достать, и не хватает угля, чтобы греть воду. Младших мы держим тут, внизу, а старших наверху.

Она посмотрела на выходившую в прихожую роскошную лестницу (ту самую, с которой Савин некогда спархивала, паря на головокружительных высотах светской жизни) взглядом генерала, изучающего нейтральную полосу.