тот, кого она любит. И плохой человек не стал бы откладывать в сторону свои собственные потребности, чтобы защитить мою дочь. Поэтому следующий вопрос: что ты собираешься сделать, чтобы стать тем, кем, по твоим словам, ты не являешься?

Впервые в жизни я потерял дар речи.

— Я могу сидеть здесь и говорить, что моя дочь достойна большего, чем ты. Но в конце концов все это не имеет значения, если все, что ей нужно, — это ты. Она уже не ребенок. — Его дыхание сбивается. — Я не могу заставить ее делать то, что хочу. Она прошла через ад. Эти монстры… они забрали у нее все. Кто я такой, чтобы отнимать у нее еще и эту вещь? Какой отец мог бы так поступить? — Его голос дрогнул. — Я бы все отдал, лишь бы увидеть, как эта девочка улыбается. И ты, Майкл… ты заставляешь мою дочь улыбаться.

Эмоции бьют меня прямо по нутру.

Моя голубка. Я скучаю по тебе.

— Ты садишься в самолет и говоришь моей дочери, что совершил самую большую ошибку в своей чертовой жизни.

Черт. Ну, моя мать определенно согласилась бы с тобой.

Я сжимаю в кулак руку, зажав ее между глаз. Мое сердце почти плачет от желания снова быть с ней. Услышать ее смех, увидеть ее улыбку, поцеловать ее так, как я жаждал с того самого момента, когда она открыла этот умный рот и сделала меня своим.

Что же я наделал?

В глазах вспыхивает жжение. Все эти чертовы чувства, которые я испытываю к своей жене, вырываются на поверхность.

А мои ноги? Они движутся, прежде чем я успеваю ответить.

— Скажите ей, что я иду. — Слова набухают болью.

— Скажешь ей, когда приедешь. А теперь приди и забери мою дочь.

ГЛАВА 41

ЭЛСИ

День переходит в ночь, и звезды купают небо в углях. Видеть такое небо… оно делает нас такими незначительными в грандиозной схеме вещей. Я привыкла быть незначительной, но с Майклом это был единственный раз, когда я не чувствовала ничего подобного.

В дверь постучали, и моя защита сразу же поднялась.

— Я не голодна, мам, — говорю я, зная, что это снова она, возможно, с тарелкой в руках, чтобы насильно накормить меня ужином, если потребуется.

Но вместо того, чтобы уйти, дверь начинает скрипеть. Мне не нужно смотреть на нее, чтобы понять, что это она.

— Мама, все в порядке…

Я резко поворачиваюсь к ней, но слова тут же затихают, потому что человек, стоящий на пороге, — не моя мама.

— Майкл? — Я задыхаюсь, рука летит к моей груди. — Что… что ты здесь делаешь? — Слова вырываются с трудом, сердце колотится и бьется внутри.

Мне хочется броситься в его объятия и прижаться к нему, но вместо этого я остаюсь на месте, потому что он меня бросил.

Я смахиваю с лица пряди волос, пытаясь придать себе хоть немного менее растрепанный вид.

Я вообще принимала сегодня душ? Боже мой, от меня, наверное, воняет, а родители были слишком добры, чтобы сказать мне об этом.

Он тихонько хихикает. Уголки его рта приподнимаются в умопомрачительно красивой улыбке.

— Привет, моя прекрасная голубка. Я скучал по тебе.

Забавно, как несколько простых слов могут завладеть вашим сердцем и заставить его снова петь.

Чем больше его возвышающаяся фигура приближается ко мне, тем сильнее опускается мой живот. Его рот расплывается в однобокой ухмылке, и мой пульс начинает танцевать в горле.

— Что ты здесь делаешь, Майкл? — Мой тон предельно резок. — В последний раз, когда я проверяла, мы с тобой расстались.

Я наклоняю подбородок, притворяясь сильной. Смелой. Что он мне не нужен после того, что он сделал. Но внутри все разрывается. Желание, эта привязанность… она расцветает. Она взлетает. Она хочет проникнуть в его сердце. Оно хочет любить его.

— Я здесь, чтобы вернуть тебя домой. — Он подходит ближе, белая рубашка на пуговицах напрягается на подтянутых, пульсирующих мышцах его бицепсов.

Он хочет меня вернуть? С каких пор?

Смятение и желание пульсируют во мне.

— И кто сказал, что я пойду с тобой сейчас? — Я вскидываю бровь. — А кто сказал, что ты этого заслуживаешь?

Он хихикает. Но это грустный смех, и от него у меня замирает сердце. Я не хочу видеть, как он страдает.

— Я этого не заслуживаю, — признается он. — Я никогда не заслуживал тебя, Элси.

Его грудь расширяется от прерывистого дыхания.

— Но я хочу тебя… потому что… я не знаю, как существовать без тебя.

В его тоне сквозит отчаяние.

— Каждый день с тех пор, как тебя не стало в моей жизни, кажется чертовой вечностью. У меня в груди пустота. — Он ударяет кулаком в сердце. — Я никогда не понимал, что значит скучать по человеку, так сильно заботиться о нем. Но мне везде больно, голубка. В моей голове. В сердце. Черт, детка, даже мои чертовы кости болят без тебя. — Его брови опускаются. — Я как будто ломаюсь.

— Что еще? — Я складываю руки на груди, смаргивая слезы, желая получить каждую частичку его унижений.

Потому что, хотя он думал, что оставил меня ради моего же блага, он сломал меня.

Когда его губы подергиваются, я понимаю, что он может сказать, что я пытаюсь мучить его, едва не разрыдавшись.

— Я скучаю по тому, как ты поешь. По тому, как ты меня целуешь. — Он делает еще один шаг. — По тому, как твои пальцы касаются той части меня, которая кажется мне самой уродливой.

Его пальцы тянутся к шраму, задерживаясь там, и моя защита падает, горе колет глаза.

Он придвигается еще ближе. Если он протянет руку к моей, то почувствует, как она дрожит.

— Я скучаю по тому, как ты смотришь мне в глаза и говоришь, что меня достаточно. Что я заслуживаю тебя. Заслуживаю любви. Даже когда я всю жизнь считал, что это не так.

Я тихонько всхлипнула, в глазах поплыли слезы.

— Прости меня, Элси. — Его голос трещит и смывает всю боль, которую я носила в себе все эти дни, пока мы были в разлуке.

— За что? — Я надуваю губы, а сердце трепещет.

— За то, что испугался. За то, что причинил тебе боль. За то, что любил тебя так сильно, что должен был тебя отпустить.

Он только что сказал…

Без колебаний, без прерывистого дыхания он проводит рукой по моей шее и прижимает свои глаза к моим.

— Но сейчас я готов быть эгоистом. Я готов забрать тебя домой.