l:href="#n_1881" type="note">[1881]. Подчеркнём, что осуществить всё это Каменка не смог бы без Д.И. Дармолатова. Последний служил в системе Госбанка, возглавлял его Харьковскую контору с 1897 года, перейдя в правление Азово-Донского банка. Дармолатов был женат на племяннице главы Госбанка Э.Д. Плеске и поддерживал с ним тесные контакты. После того как Плеске сменил Витте на посту министра финансов, Азово-Донской банк и оказывается в столице[1882]. В Петербурге Каменка окончательно отделался от прежних владельцев, на которых работал ранее: их влияние свелось к нулю[1883]. Затем в председатели совета Азово-Донского банка приглашался «правильный» чиновник Минфина М.М. Фёдоров — многолетний редактор всех ведомственных изданий, позже начальник отдела торговли и промышленности, в 1906 году даже успевший побывать товарищем министра финансов и министром торговли и промышленности; он располагал необходимыми для Каменки связями в столичной чиновничьей среде. Таким образом, схема избавления от олигархических собственников была реализована не правительством, а иным лицом, верно уловившим суть происходящих перемен. Кстати, в широких кругах банковских служащих Петербурга Азово-Донской банк пользовался крайне плохой репутацией. На фоне других кредитных структур, где от желающих работать не было отбою, рядовые сотрудники Азово-Донского банка влачили жалкое существование с мизерными окладами и без каких-либо бонусов и соцпакетов[1884].

Завершая обзор изменений, коснувшихся крупных финансовых учреждений Петербурга, следует сказать и об исключениях. Таковым являлся Волжско-Камский банк, имеющий купеческое происхождение: в 1871 году его учредили видные предприниматели Первопрестольной. С тех пор в банке закрепились семьи Кокоревых, Мухиных и дружественные им лица (его можно назвать меньше всего питерским, как Соединённый банк — наименее московским). Проводимая ими политика резко отличалась от других питерских банков: Волжско-Камский банк практически никак не присутствовал на фондовой бирже. Не случайно в столичных финансовых кругах его называли «спящим банком»[1885]. Главный бухгалтер и один из крупных акционеров А.Ф. Мухин так формулировал credo: наращивать вклады, избегать каких-либо рисков, не вести спекуляций ни на собственные средства, ни на деньги клиентов[1886]. Из всех коммерческих банков именно в Волжско-Камский более всего поступали вклады от населения: их объём значительно превосходил основной капитал. Многих привлекали дивиденды, которые выплачивались здесь в большем размере, чем где-либо[1887]. Правда, экспертные оценки прогнозировали: молодые банки, проводившие агрессивную политику, могут сильно пошатнуть позиции Волжско-Камского и серьёзные трудности у того не за горами[1888].

Что касается банков второго ряда, не делавших погоды на рынке, то на них изменения, происходившие у петербургских грандов, не распространились. Вообще, после эпохи Александра II учреждение частных коммерческих банков превратилось в весьма сложный процесс. Лишь только в 1912 году произошёл всплеск учредительства: в этом году появилось одиннадцать новых банков[1889]. Наиболее известные из них образовались на основе действовавших банкирских домов: банк «Юнкер», Петербургский торговый банк Вавельбергов, Московский банк Рябушинских, возникли Одесский купеческий, Русско-Английский, Русско-Французский банк и др. Все они находились в управлении и владении крупных собственников или так или иначе находились в орбите крупных структур.

Таким образом, мы можем констатировать, что отмеченные перемены в банковской сфере довольно необычны для деловой практики той эпохи. Конечно, крупные чиновники и ранее (в 18701880-х годах) входили в руководящие органы банков. Например, бывший глава МВД П.А. Валуев был председателем совета Учётно-ссудного банка, директор департамента Минфина А.И. Бутовский возглавлял совет Волжско-Камского банка, а управляющий Госбанком Е.И. Ламанский отметился даже в нескольких структурах[1890]. Это объяснялось потребностями владельцев поддерживать, говоря современным языком, связи с органами госвласти. Но в то время крупные функционеры не думали ущемлять собственников, а тем более оттеснять их от принадлежащих им активов. На рубеже веков ситуация стала иной, и происходящее в Петербурге можно назвать своего рода «банковской революцией». В московских же банках ничего подобного не наблюдалось: они продолжали оставаться типично олигархическими структурами, и купеческие тузы, как и прежде, заправляли всеми делами или лично (как, например, семейства Вогау и Кнопов в Московском учётном банке, Найдёновых — в Торговом банке), или через наёмных менеджеров. Так, в Московском купеческом банке должность директора-распорядителя занимали сначала А.Е. Пашкевич, а затем, с 1903 по 1917 год, А.Д. Шлезингер, но и тот и другой являлись лишь трансляторами воли могущественных акционеров. В такой же роли выступал А.Ф. Дерюжинский в Московском банке — юрист Рябушинских, на правах младшего допущенный к участию в их начинаниях. К исключениям относятся Соединённый банк, сконструированный Минфином на обломках империи С.С. Полякова уже по новым лекалам, и Московский частный банк, после начала Первой мировой войны оказавшийся в орбите питерских банков во главе с гигантским Русско-Азиатским.

Интересно сравнить описанную выше «банковскую революцию» с ситуацией в немецких банках. В конце XIX — начале XX века они переживали заметный подъём, однако никаких изменений в структуре владения и управления там не отмечалось: она оставалась традиционной. То есть реальные рычаги находились в руках тех же крупных собственников, а коррективы вносились лишь в связи с естественным ходом концентрации и монополизации бизнеса. Инициировало и осуществляло эти процессы новое поколение руководителей, выросших в недрах всё тех же крупных корпораций и банков[1891]. Типична биография А. Лента, управляющего директора крупнейшего акционерного банка «Дисконто гезельшафт». Хотя его отец и был чиновником, сын никогда не находился на госслужбе; он начинал как архитектор, а затем посвятил себя финансовой деятельности[1892]. Л. Дельбрюк-младший, сын сооснова-теля и первого председателя совета «Дойче банка», наследовал карьеру отца. Один из крупных промышленников Кёльнского региона X. Шредер вышел из железнодорожного бизнеса, а затем закрепился в руководстве Шаффхаузенского союзного банка[1893]. Другой член правления и крупный акционер «Дойче банка» К. Хельфферих, фигура общегерманского масштаба, перешёл на государственное поприще и в годы Первой мировой войны дорос до поста статс-секретаря МВД и вице-канцлера[1894].

Представители финансового мира тесно взаимодействовали с властью, рассматривая её поддержку (льготы, экспансию во внешние рынки и т. д.) как важное подспорье. В то же время — отметим это особо — эти предприниматели были хозяевами своего дела, росшего на рыночных корнях. Об этом свидетельствует такой факт: крупные акционерные банки Германии, а также учреждения вроде тех, что принадлежали Ротшильду, Мендельсону, Блейхредеру, вообще не прибегали к кредитной помощи Германского имперского банка. И упрёки местных аграриев в его адрес (мол, он превратился в некое «благотворительное» учреждение для коммерческих банков) не имели под собой никакой почвы. Для финансовой системы Германский имперский банк служил только посредником при расчётах между различными банками и торговыми фирмами