удостовериться в нашем благополучном состоянии. Все ли мы живы-здоровы, не утерян ли ненароком так интересующий его груз?

Едва державшийся на ногах от усталости и голода Зельдович бросил к ногам ротмистра свой револьвер и, тяжело дыша, осел на камень около костра. После явно затянувшегося ожидания хоть каких-нибудь слов от неожиданного гостя ротмистр оттолкнул ногой лежавший на земле револьвер и присел на камень напротив Зельдовича.

— Интересно, на что вы все-таки рассчитывали, Яков Борисович? В одиночку, без надежных соратников по общему делу, глухой, неведомой тайгою, подвергаясь тысячам случайностей и опасностей… Надеялись перестрелять нас по одному? Но ведь вы, кажется, очень неважно стреляете, несмотря на свой солидный стаж организатора эксов? Или вы все-таки пришли сюда не один, и за этими камнями ожидают сигнала сагитированные вами на верную смерть боевики?

— Один шел, — поспешил успокоить всех орочон. — Не стал его стрелять, думал, сдохнет скоро. Шибко злой, однако. Один не хочет сдохнуть, сюда пришел.

— Будем надеяться, наш проводник не ошибся и товарищ Зельдович в настоящий момент являет собой единственный экземпляр некогда грозного боевого содружества. Хотя, признаться, теряюсь в догадках — каким непостижимым образом он сумел избегнуть неизбежной кары своих товарищей по оружию, а затем и нас настигнуть?

Спекшиеся, почерневшие губы Зельдовича задрожали в бессильной попытке выдавить какие-то слова. Подошедший командир отряда брезгливо поморщился, глядя на его измочаленную, оборванную, несуразную фигуру, и приказал: — Напоить, накормить, глаз не спускать. Караул усилить. А в остальном — как вы решите, Николай Александрович. Мое мнение — лишняя забота и лишний рот совершенно ни к чему. Один Бог ведает, что там внизу.

Подъесаул повернулся в сторону последней полоски закатного света, под которой были уже почти неразличимы долина и дальняя цепь гор, еще совсем недавно отчетливо рисовавшихся в зеленоватом сумраке неба.

— Сомневаетесь… что… благополучно… достигните? — выдавил наконец Зельдович, замолкая на несколько секунд после каждого произнесенного слова.

— Сомневаюсь в необходимости вашего присутствия рядом с нами, — повысил голос подъесаул, и эти его слова в наступившей почти противоестественной окрестной тишине прозвучали как приговор.

— Я… Я, собственно, предупредить… — по-прежнему с трудом выговаривая каждое слово, просипел Зельдович. — Мы предвидели подобный вариант… Что отобьетесь, уйдете… Верстах в шестидесяти от Читы ваш отряд поджидает вторая боевая группа.

— И вы поспешали за нами, чтобы великодушно поделиться этими сведениями? — скривив ироничной полуулыбкой губы, спросил ротмистр.

— Их двух зол предпочел меньшее. Останься я там, давно уже был бы трупом. Вы, может, и не расстреляете, а там на куски резать будут. А потом и съедят, пожалуй.

— Значит, предпочитаете расстрел? — согнав с лица брезгливо-ироничную улыбку, с показной заинтересованностью полюбопытствовал ротмистр.

— Шел по вашему следу. Чуть вот его не пристрелил. — Зельдович еле пошевелил рукой, показывая на Никиту. — Не люблю святош. Плетется все время позади, оглядывается, крестится. Надоел. Приблизиться не давал.

— Зачем?

— О чем вы?

— Зачем приблизиться?

— Для непривычного человека здешние дебри — вещь непереносимая. А еще, простите за выражение, жрать хотелось. Бред уже начинался. Черт знает что казалось. Смешно. Плелся за вами, как за единственным спасением. Хорошо еще, что вы не спешили. Судя по всему, и для вас сия местность terra incognito. Как и дальнейшее продвижение. Так что давайте баш на баш, как любил говорить некто Гуняй. Слышали, наверное? Бывший соратник по общему делу. Страшный человечище. Это правильно, что вы его первым уничтожили. Я его всерьез опасался. Предвидел, что в последний момент может не сложиться… Мало пока еще у нас с ними общих точек. Хотя, в конце концов, именно из таких, как он, будет выковываться становой хребет революции. Под нашим руководством, конечно. Для них чем больше крови, тем убедительнее цель. А остальная сволочь его даже не похоронила. Бросили, как собаку. Сидит там, у камушка, зубы скалит… Правильно, Ильин, вы сориентировались. Жизнь дороже светлых идеалов.

— Мне кажется, вы это сейчас про себя сказали, — не удержался Ильин.

— Про себя тоже. Живым я принесу революции больше пользы, чем будучи трупом в тайге, где гнус за сутки обглодает до костей. И никто не будет знать, что и как. Сочтут предателем. И все из-за каких-то семнадцати пудов золота. Смешно. Походатайствуйте за меня, Ильин. Вы ведь все-таки когда-то сочувствовали нашим взглядам. Господин ротмистр, хотя вы и жандарм, но человек, наверное, по-своему благородный. Я спасаю ваш отряд от будущих неизбежных неприятностей, выкладываю всю подноготную, вплоть до места, а вы всего-навсего позволяете мне передвигаться с вами до первого населенного пункта, после чего я бесследно исчезаю. Считаю, для вас сделка выгодная. Одна голова за… Сколько вас осталось? Раз, два три, четыре… А вообще, если я сейчас не поем, то, кажется, навсегда избавлю вас от своего присутствия…

Потеряв сознание, Зельдович медленно сполз на землю.

— Позаботьтесь! — нехотя приказал подъесаул и, не оглядываясь, пошел к своей палатке.

Один из казаков плеснув из манерки в ладонь воды, брызнул на лицо тут же очнувшегося Зельдовича. Другой поставил перед ним котелок с недоеденной кашей, бросил в него ржаной сухарь. Ильин протянул свою ложку. Молодой смешливый казак, не опуская винтовки, пристроился за спиной Зельдовича и с интересом смотрел, как тот жадно стал поглощать пищу. А еще двое по знаку Ивана Рудых, взяв винтовки наперевес, направились к скале, из-за которой появился неожиданный гость.

— Только не причисляйте себя к спасителям, — брезгливо отворотясь в сторону от жующего пленника, медленно, словно размышляя, заговорил ротмистр. — Наш маршрут очень далек от тех мест, где нас якобы поджидают ваши сотоварищи. В очередной раз ошиблись, кто снабжал вас сведениями. Теперь мы их очень даже просто вычислим. Элементарное арифметическое действие. За это вас действительно можно пока оставить в живых. Но если будете юлить, подкинем в ваш руководящий орган… Что там у вас сейчас? Комитет? Штаб? Вот и оповестим о вашей роли в очередном провале тщательно продуманного экса.

Ротмистр выдержал небольшую паузу, ожидая реакции на свои слова и, не дождавшись, продолжил:

— Впрочем, такого варианта можно избежать, если вы хорошенько поразмыслите над своим положением.

— Если я вас правильно понял, предлагаете мне сотрудничество? — не переставая жевать, уточнил Зельдович.

— Поскольку своей шкурой, простите за грубость, вы дорожите больше, чем завиральными идеями о