— Это что за старые деньги у тебя? — осторожно спросил он.

— Да совсем старые…

— Так-так, и что дальше? Почтари взяли деньги у тебя?

— Как сказать?.. Коль из рук в руки бы давала, скорее всего, не взяли бы. А я положила монетки, где дед Лука нору копал. Будто клад. И сперва думала, не заметил, бросил в воду вместе с землей… После оказалось, нашел.

— То-то он свиней порезал и на Украину засобирался!

— Я и жертвовала, чтоб в родную сторону подались. Тоскуют они. А тоска у них лютая, смертная. Скоро душу съест…

— И много дала?

— Двадцать пять монеток с оплечья спорола… Да я вот и тебе приготовила, Кондрат Иванович. — Вынула узелок. — Тоже пожертвую… Здесь числом тридцать. Жалко оплечье, да на что оно, коли нынче не носят? Возьми.

— Ну а мне-то за что?

— Да как же, у тебя хоромина сгорела, сожгли супостаты. Ты монетки эти обменяй на новые денежки. Но гляди, чтоб не выдали тебя! Деда Луку выдали…

— Так! — Комендант взвесил в руке узелок, и дыханье сперло. — Значит, и мне? А ты, значит, всем денежки раздаешь? Занимаешься благотворительностью?

— Да уж ладно, прими во имя Христа и от чистого сердца. — Она еще раз поклонилась. — Новых денег нет у меня, так возьми этими. Бери, бери. Коли дед Лука взял, и ты возьми.

Он неторопливо развязал тряпочку, положил на стол и сел.

— И что это за монеты?

— У нас лепестками называют.

— Так это же… золото?

— Золото, должно, грузное…

Кондрат Иванович никогда в жизни старинных золотых монет не видел и представлял, что они никак не меньше старого металлического рубля, на крайний случай с пятак величиной, а тут чуть больше копейки и с неровными краями.

— Первый раз вижу. — Очки надел, присмотрелся. — И все это ты мне отдаешь?

— Жертвую, Кондрат Иванович. Новую хоромину поставишь, утварь кой-какую заведешь…

— Это что, принято у вас так?

— По обычаю христианскому всюду принято.

— Да. — Комендант сгреб монеты в кучку, завязал узелок. — Теперь мне все понятно. И как по-христиански жить, понятно. Святая простота! А по-нашему, обыкновенная дура!

— Прими, не гневайся. От души жертвую.

— Нет, я поражаюсь! Пришла и раздает налево, направо! — Комендант вскочил и стукнулся головой о потолок.

— Не раздаю — жертвую. Да ведь не берут, назад возвращают.

— Кто возвратил?

— Агриппина Давыдовна пришла и монетки мне назад вернула.

Комендант еще раз подскочил и голову пригнул, чтоб не стукнуться.

— Вернула?! Почтарка?!

— Правду сказать, не вернула, а пожертвовала…

— Ну, знаешь, Вавила Иринеевна, ты мне сказки не рассказывай. Я этих хохлов знаю как облупленных. — Он от возмущения забегал. — Чтоб они копейку дали?

— Ты что же, не веришь мне, Кондрат Иванович?

— И на что же пожертвовала?

— Кто-то молву пустил, будто меня царицей на престол посадят. — Боярышня подобралась и кулачки сжала. — Худая молва, не знаю, что и думать..

— Это они тебя обманывают! Льстят, чтоб золото выманить. Хохлы же, народ хитрый. Они тебе наговорят! Они тебе такого напоют!..

— Не смей говорить так, — вдруг властно оборвала боярышня. — Грех!

— Ну так зачем старуха деньги вернула?

— Челом била, чтоб Малороссию выкупить от ляхов. На то и пожертвовала. Говорит, если каждый хохол немного отнимет от себя, можно собрать денег и дать ляхам. А они продадут назад… В ноги упала, ради Христа просила. Ничего поделать не могла, пришлось назад принять.

— Совсем старуха сошла с ума!

— Неправда это. У нее душа чиста и разум светлый. Дошлые да хитрые слухам не верят, они себе на уме. Беда-то в другом, не все монеты вернулись, четырех не хватает…

— Тут все ясно. Почтарь съездил в город и продал. И засветился! — Комендант снял с вешалки дубленку и шапку Вавилы. — Думаю, на какие шиши он кобелей этих купил? И еще автомат… Собирайся, уходить надо немедленно. Даже в избе оставаться опасно. До ночи посидим в конюшне, потом двинем в лес. Я знаю куда.

— Благодарствую… Да токмо покуда опасности не почую, никуда не пойду. — Одежду взяла и вернула на вешалку.

— Да ты понимаешь, что эти люди могут быть здесь в любую минуту? Война началась, самая настоящая!

— Буду сидеть здесь, — отрезала боярышня. — Агриппина Давыдовна одна осталась, плачет. Как ее оставлю?

— Ох и характер!.. Ну так слушай! Твоего Юрия Николаевича продали. Хочешь верь, хочешь нет. Я по телевизору слышал, похищают и продают людей, но как-то не верилось даже. Оказывается, как скотину! В рабство!

— Как же в рабство? — беспомощно спросила она и перекрестилась. — Спаси и сохрани… Неужто можно?

— Еще как можно! Женщин продают, а особенно детей. Средневековье, понимаешь? Пришли к тому, от чего ушли.

— Должно, ты обманываешь, Кондрат Иванович…

— Похож я на обманщика? В общем, надо его выкупить. А то продадут куда-нибудь в Чечню, никогда больше не увидим.

— В толк не возьму… Ужель в миру людьми торгуют? Старики не говорили…

— Господи, как бы тебе объяснить-то? Воруют, похищают, а потом деньги требуют. Бизнес такой, рынок. Чтоб вернуть Юрия Николаевича, надо за него теперь деньги заплатить, сто тысяч долларов. Я голову ломаю, где денег взять, а ты золото раздаешь налево-направо…

— Не верю я тебе, Кондрат Иванович, — неожиданно твердо заявила боярышня. — Токмо в старых книгах писано, которые люди несвободные, тех продавали. В греках, в арабах и Египте. А на Руси люди свободные были, да и Юрий Николаевич не говорил, что в миру рабство есть. А он бы непременно сказал. Зачем обмануть хочешь? Нехорошо…

— Ну и бестолочь же ты! — не стерпел Комендант. — Ладно, я потом объясню, прочитаю курс новейшей истории. А сейчас надо выручать Юрия Николаевича. Сколько у тебя таких монет?

— На что тебе?.. Не скажу.

— Ты совсем ничего не поняла? Нужны деньги заплатить выкуп! Чтоб Космача отпустили! Ну, говорят про вас, кержаков, — тугодумы, но чтоб такого не понять… Не знаю!

— Не обманывай меня, так не бывает на свете. Это в старые времена за людей платили, да и то когда бесермене и цари поганые власть держали. Думаешь, я из лесу, так совсем глупая, ничего не понимаю? Не бери грех на душу и меня не искушай! Ступай прочь!