Отец отлично держится, но я все равно знаю, что он сильно нервничает. Успокаивает меня, вот только кто бы успокоил его самого?

Мы едем к Арсению. По его внешнему виду я понимаю, что он не спал.

— Ну что? — сходу спрашивает, когда видит меня с отцом и еще тремя адвокатами.

— Кобра дал признательные показания, его отправили в сизо. Я пока свидетель.

Сеня облегченно выдыхает.

А дальше мы разрабатываем детальный план. Все мои сотрудники, связанные с ночными боями, — от уборщицы и до главного бухгалтера, принимающего ставки, — не были оформлены официально. Я платил им зарплату в конверте, по штатному расписанию никого из них нет. Они выходили на работу после 9 вечера и только в те дни, когда проходили бои. То есть, с «дневными» законными сотрудниками они не пересекались.

Сеня поедет домой к каждому из них и предупредит никуда не ходить и ничего не говорить. Понятное дело, что если о чем-то знают больше двух человек, то это уже не секрет, но все же есть надежда, что никто из них трепаться не будет. В конце концов, никто не хочет загреметь в тюрьму за соучастие.

Что касается моих дневных сотрудников, то, естественно, они подозревают о том, что происходит в клубе по ночам, но воочию никогда не видели. Доказательств у них тоже не должно быть. Остаются менты, которым я платил взятки. Но за этих ребят я спокоен. Вот уж кто-кто, но они точно не станут трепаться, что брали от меня деньги и покрывали происходящее в клубе.

Зрители? Им тоже грозит определенное наказание за ставки на подобного рода мероприятия. Не думаю, что кто-то из них захочет открыть рот.

Но весь наш план, можно сказать, держится на соплях. Любое неосторожное слово от кого бы то ни было — и вот я уже не свидетель, а подозреваемый. А там недалеко и до обвиняемого. К тому же Кобра выложил все, как есть, а значит, следствие будет копать.

И оно, черт возьми, копает. Меня таскают с одного допроса на другой. В клубе обыски проходят по пятому кругу. Изымают все документы, все компьютеры, все записи с камер видеонаблюдения. Мне еще на руку играет, что у Тигра то ли не было семьи, то ли он не особо с нею общался. В общем, из-за его смерти никто особо не скорбит и не требует наказать всех виновных.

Идет время, а я так и остаюсь свидетелем по делу. И я догадываюсь, что это не просто так. Родители никогда мне не скажут, но я уверен, что они залили деньгами всю прокуратуру и весь следственный комитет — только бы я так и остался свидетелем.

В период всего этого ада я живу с ними. Информация о том, что в клубе сына Максима и Кристины Самойловых произошло убийство, уже просочилась везде, куда можно. Акции маминой строительной компании подешевели. Когда первое лицо организации, торгующейся на бирже, вдруг оказывается в эпицентре скандала, это неминуемо отражается на стоимости бумаг.

Ну а с какими глазами отец ходит в прокуратуру, следственный комитет и суды мне даже представить страшно. Все ведь понимают, что я до сих пор на свободе, только потому что мой отец не простой человек. Деньги и связи решают все, поэтому я так и остаюсь свидетелем. Мне даже страшно представить, сколько родители отвалили за то, чтобы я не получил никаких обвинений.

Этот ад длится четыре месяца. Отец говорит, что это еще мало. Клуб продолжает работать днем, как обычно, но факт убийства в его стенах распугал половину клиентов. В итоге мне ничего не остается, кроме как закрыть его и распустить весь персонал. По пальцам одной руки я могу пересчитать разы, когда я за 25 лет своей жизни плакал. Но когда я отдал ключи от клуба владельцу здания, в глазах выступили слезы. Я любил этот клуб.

Лиза? Я не видел ее все четыре месяца. Я сказал родителям, что мы расстались, оказалось, что они не знали.

— Это ваше дело, мы с мамой не вмешиваемся, — ответил отец. — Мы не препятствуем вашим отношениям. Если вы хотите быть вместе, то будьте.

— Не хотим, — довольно резко заявил ему.

Я не знаю, известно ли Лизе о том, что произошло в клубе и что его больше нет. Я думаю, она в курсе. Но ни разу не написала, ни разу не позвонила, ни разу не приехала. Я ведь действительно был на волоске от реального тюремного срока.

Можно ли считать это предательством?

Думаю, можно.

Я еду в офис к Илье обсудить его уже открывшийся ресторан в Лондоне. Он так и не смог найти управляющего своей мечты, поэтому сам проводит по полмесяца в столице Англии.

— Какие люди! — встает с кресла, чтобы поприветствовать меня.

Мы крепко обнимаемся.

— Рад видеть тебя на свободе, — смеется.

— Да уж, я тоже.

Илья ведет меня к большому дивану. Секретарша заносит нам два кофе и удаляется.

— Ты как? — участливо спрашивает, делая небольшой глоток.

— Все нормально. Я закрыл клуб. Ну, ты, наверное, знаешь.

Он кивает головой.

— Твое предложение о должности управляющего ресторана в Лондоне еще в силе? — я решаю не ходить вокруг да около и сразу задаю интересующий вопрос.

Илья тут же расплывается в довольной улыбке.

— Конечно, в силе. Там работы непочатый край, а я не могу уже по полмесяца проводить в Лондоне.

— Я теперь безработный и согласен принять твое предложение.

— А как же твой многострадальный диплом экономиста? — выгибает бровь.

— Я подарил его родителям.

Илья громко смеется, а успокоившись, принимается серьезно излагать мне суть дела. Ресторан открыт в центре Лондона в одном из деловых кварталов. Но пока что его посетители в основном русские, а надо привлечь и англичан. Для этого предстоит существенно поменять меню и запустить маркетинговую кампанию.

Мы проводим два часа за детальным обсуждением ресторана и дальнейших планов по его развитию. Ничего невозможного нет, но тот факт, что я ни черта не понимаю в ресторанном бизнесе меня сильно пугает. В Англии я был кучу раз и англичан знаю, но развивать ресторан в чужой стране — это серьезный вызов.

Илья тут же приступает к оформлению для меня рабочей визы. У него собственная недвижимость в Лондоне, он открыл бизнес и теперь является там работодателем, так что проблем не возникает, и через месяц я получаю разрешение на работу в Англии.

Мне грустно уезжать. Семью теперь черт знает сколько не увижу. Но они рады, что теперь я буду заниматься законными делами. Родители ни разу не упрекнули меня за то, что я так сильно их подставил, но все равно словами не передать, насколько я чувствую себя виноватым перед ними. И мне даже сложно представить, какую сумму они отстегнули, чтобы меня отмазать. Наверное, за эти деньги можно было купить квартиру в Лондоне.

Я провожу с семьей последние выходные. Мы едем в Золотой ручей к бабушке с дедушкой. Лизы с нами нет. Мне по-прежнему неизвестно, в курсе ли она всего, что со мной случилось. В глубине души мне хочется верить, что нет, но я понимаю, что это невозможно. Даже если ей не сказал папа, то наверняка донесли Ира или Леша.