флот ушел к Фалерону, а эллины на следующий день ожидали нападения и приготовились к бою. Но нападения не последовало, поскольку персидский флот на некоторое время оказался небоеспособным. А строительство дамбы без прикрытия боевых кораблей изначально было обречено на неудачу. Мы не знаем, были атаки греческих триер на строителей, или же Ксерксу кто-то подсказал, чем все может закончиться, но работы были прекращены. В этот же день царь отправил гонца в Сузы с известием о своем поражении. Он представлял, как все это будет выглядеть, когда после радостного сообщения о взятии Афин практически сразу в столицу придет весть о неудаче при Саламине. Что праздники и пиры сменятся трауром и скорбью, а царя будут считать главным виновником обрушившихся на державу бед. Ксеркс был в ярости, но больше всего злился на себя, за то, что не послушался советов Артемисии, и вовремя не покинул Грецию.

В Сузах все произошло именно так, как Ксеркс и предвидел, с той лишь разницей, что во всех бедах подданные винили не царя, а Мардония. Тем не менее в государстве началось брожение умов и, чтобы задавить смуту в самом начале, Ксерксу было необходимо вернуться в Азию. Но это понимал не только царь, это понимал и Мардоний. Родственнику Ксеркса очень не хотелось, чтобы именно его сделали ответственным за провал похода в Элладу, а в том, что именно так и будет, он не сомневался. Поразмышляв, Мардоний, как ему показалось, нашел наилучшее решение проблемы.

Военачальник отправился к Ксерксу и вкратце обрисовал сложившуюся стратегическую ситуацию. Прежде всего, он указал на то, что главная цель похода – захват Афин, достигнута и, по большому счету, владыка может спокойно возвращаться домой. Поражение при Саламине есть не более чем недоразумение, поскольку судьба войны будет решаться на суше, а не на море. А греки очень боятся вступать в бой с армией персидского царя. Поэтому есть два варианта дальнейшего развития событий. Либо царь со всей армией остается в Греции и продолжает войну, либо оставляет здесь Мардония с отборными войсками, а сам возвращается в Азию. При этом полководец многозначительно добавил: «Не делай, царь, персов посмешищем для эллинов: персы не причинили тебе никакого ущерба, и ты не можешь сказать, что мы народ трусливый; если трусами оказались финикияне, египтяне, киприоты и киликийцы, то в этом несчастии персы вовсе не повинны» (Herod. VIII, 100). Мардоний искусно сместил акценты, обвинив в поражении командование флотом и экипажи кораблей, и одновременно подчеркнув храбрость персов и мощь сухопутной армии. Ксерксу такая речь пришлась по душе, но после Саламина царь стал очень осторожен, и поэтому решил собрать совещание, чтобы выслушать мнения других военачальников. Призвал и Артемисию, поскольку помнил, какой дельный совет она дала ему накануне роковой битвы.

Внимательно выслушав полководцев и приближенных, Ксеркс распорядился выпроводить их всех из шатра, после чего обратился непосредственно к Артемисии. Он не хотел, чтобы кто-нибудь еще был свидетелем их разговора. Вкратце передав царице Галикарнаса речь Мардония, Ксеркс открыто спросил, как ему поступить в такой сложной ситуации. И услышал то, что втайне и надеялся услышать.

Как и Мардоний, Артемисия обратила внимание на то, что поскольку персы сожгли Афины, то для самого царя главная цель войны достигнута. Остальное – уже частности. Поэтому Ксерксу необходимо вернуться в Азию и навести в стране порядок, а в Греции оставить корпус под командованием Мардония. В этом случае царь снимает с себя всю ответственность за дальнейший исход войны: «Трудно, царь, найти мне самый полезный совет для тебя, но при настоящих обстоятельствах мне кажется, что тебе самому следует возвратиться домой, а Мардония, если он хочет и дает такое обещание, оставить здесь, с кем он пожелает. Ибо, во-первых, если он сделает такие завоевания, о каких мечтает, и если осуществятся замыслы, которые он высказывает, то, государь, это будет твоим делом, потому что исполнят его рабы твои. Во-вторых, если бы случилось противное желаниям Мардония, то большого несчастья не будет, потому что уцелеешь ты и могущество дома твоего. Ведь если уцелеешь ты с домом твоим, то эллины многократно и часто должны будут бороться за свое существование, а для Мардония не важно, если бы что и случилось с ним. Потом, если бы даже эллины одержали над ним победу, то еще не были бы победителями, потому что они сокрушили бы твоего раба. Ты сжег Афины, ради чего и предпринят тобой поход, и возвратись домой» (Herod. VIII, 102). Артемисия прямо заявила Ксерксу, что пока он и его наследники живы, эллины никогда не будут чувствовать себя в безопасности. Поэтому царю с сыновьями не стоит подвергать себя опасности и лучше покинуть Грецию.

Ксеркс не стал дважды искушать судьбу и согласился с мнением Артемисии. Мало того, он оказал ей высочайшее доверие, заявив, что вместе с царицей отправит в Эфес и своих внебрачных сыновей, принимавших участие в походе. После чего приказал позвать Мардония. Когда военачальник прибыл, Ксеркс повелел ему отобрать из общего состава армии те воинские контингенты, которые останутся в Греции. Затем в царский шатер были вызваны командиры флота. Ксеркс распорядился на следующую ночь вывести корабли из Фалеронской бухты и отправиться к Геллеспонту, где необходимо было взять под охрану мосты для переправы в Азию сухопутной армии. Через день флот отплыл, а рассказ Геродота о том, как царские корабли обратились в бегство, приняв выступающие из воды утесы за греческие триеры, можно считать басней, придуманной для того, чтобы потешить эллинов и в очередной раз подчеркнуть ничтожество азиатских варваров.

Античные авторы приводят самые разные цифры относительно численности корпуса Мардония, оставленного Ксерксом в Элладе, но ни одна из них действительности не соответствует. Геродот пишет о том, что Мардоний хотел покорить Грецию «с отборными тремястами тысяч войска» (VIII, 101). Такую же цифру называет и Плутарх (Aristid. 10). Диодор Сицилийский пишет, что количество воинов доходило до 400 000 (XI, 19). В дальнейшем он отметит, что когда Мардоний призовет под свои знамена греческих союзников и воинов из Фракии и Македонии, его армия увеличится до полумиллиона (XI, 30). Впрочем, Диодор явно запутался в собственных цифрах, поскольку буквально перед этим записал, что количество бойцов в союзных контингентах было 200 000 человек (XI, 28). Поэтому его данные о численности армии Мардония всерьез воспринимать не стоит. Гораздо более взвешенную оценку дает Корнелий Непот, утверждая, что под командованием царского