под белым знаменем, твой отец хочет, чтобы ты вернулась домой, и если мир рухнет, мы будем на правильной стороне войны.

— Мой отец скорее снова закует меня в цепи, чем примет в свой замок, — утверждаю я.

— Это все в прошлом. — Он пренебрежительно машет рукой. — В конце концов, ты с этим смиришься.

— Скажи, когда Гаррик бросает кость, ты гоняешься за ней, виляя хвостом? — Мучения, которым я подверглась, остались в его прошлом, потому что не он должен жить с воспоминаниями.

— Он не убьет тебя, Элоин, — в его голосе послышались оборонительные нотки.

— Я благодарна, что у тебя никогда не было детей, если это твой стандарт отцовства. — Сухой смех пронзает меня. — Я скорее сожгу этот замок дотла, чем займу трон и продлю правление Атарах. Мои драконы не вернутся в свою тюрьму, и я тоже.

— Эти звери нестабильны и опасны. — Он тянется ко мне, и его взгляд становится мягче, но это лишь вызывает у меня подозрения.

— Что ты знаешь?

— Элоин, пожалуйста, будь…

— Не смей требовать, чтобы я изменила свою реакцию на твое предательство. Маска спала, я вижу тебя таким, какой ты есть. — Я поднимаюсь с дивана, чтобы увеличить расстояние между нами. — Что ты знаешь?

Он вздыхает и проводит рукой по бороде, взвешивая последствия, если он скажет мне сейчас или скажет, когда я буду достаточно близко к его королю, чтобы сжечь его.

— Твой отец никогда не причинял драконам физического вреда. Он решил поиграть с их разумом, наняв мага, чтобы тот воссоздал твою сущность, несмотря на то, что ты была в подземелье, и я полагаю, что он продолжал делать это, пока ты была в Эстиллиане. Гаррик дал бы им чувство надежды и утешения, прежде чем вырвать его, но он не плохой человек, Элоин. У всех нас есть кровь на руках.

Ужас охватывает меня, когда я вспоминаю, как смягчились глаза драконов в комнате перед тем, как вошел Кейден. Их пытали до такой степени, что они атаковали надежду, прежде чем она могла их коснуться. Я знаю, что они чувствовали мою боль, пока я была в темнице, поэтому они должны знать, что я не хотела оставлять их, когда исчезла.

— Мои руки недостаточно окровавлены, и скоро будут покрыты пеплом, — заявляю я. Гаррик, мой отец. Он должен быть тем человеком в этом мире, который защитит меня от других, а не запятнает свои руки моей кровью.

Аллиард стоит напротив меня и копирует мою позу, расправляя плечи, чтобы казаться больше.

— Ты — изгнанная принцесса. Эстиллиан не может защитить тебя от королевств этого мира. Это был твой выбор — выйти из укрытия, и я предупреждал тебя о глупости. Имират обеспечит тебе необходимую безопасность.

— Меня приковали цепью, когда мне было почти пять лет! Где тогда была моя безопасность?

— Он сделал это ради блага своего королевства! — кричит Аллиард. — В пророчестве говорилось, что ты можешь стать погибелью Имирата. Он решил сначала стать королем, а потом уже отцом.

— А как же Галакин? Разве не ты сказал, что я должна принять предложение руки и сердца от них, чтобы отдалиться от Имират? — Его снисходительность обрушивается на меня, и все, что я вижу, красное. Гнев бурлит в моей крови, кипятит мой нрав и точит мои когти. — Я освободила своих драконов от стен, за которыми он прячется. Стены, в которые ты заставил меня поверить, были непроницаемыми. Ты манипулировал мной, заставив поверить, что защищаешь меня, скрывая подробности о замке Имират, что спасательная операция бессмысленна.

— Тебе больше не нужен Галакин, раз твой отец отменил награду, — рычит Аллиард. — Ты ведешь себя неразумно.

— Лично я бы определила, что запирать ребенка в темнице по прихоти неразумно. Пророчество было полно возможностей, но судьба Гаррика была предопределена его собственными действиями. Он жалкое подобие короля, и он встретит смерть как трус, которым он и является. — Я повела плечами, чувствуя, как мой ядовитый гнев проходит сквозь меня без противоядия. — Я рада, что мои драконы убили Изиру. Они избавили меня от этой задачи.

— НЕ ГОВОРИ О МОЕЙ СЕСТРЕ ТАК! — Его тело трясется, а лицо краснеет до такой степени, что кажется, будто он вот-вот взорвется.

— Ты знал обо всем, что со мной произошло, пока это происходило. — Я смеюсь, пока смех не становится пронзительным и безумным, когда правда становится очевидной. — Ты вывез меня из Имирата после ее смерти, чтобы отомстить моему отцу, и пожалел об этом только тогда, когда понял, насколько глубоко предательство коренится в твоем импульсивном порыве. О, дядя, ты хуже, чем бесхребетный. Ты дурак.

— Ты вернешься в Имират, даже если мне придется тебя заставить. Со временем ты поймешь. — Он даже не отрицает того, в чем я его обвинила, потому что не может. Я была невежественна, думая, что он любит меня. Я была не более чем плохой инвестицией и неуместной милостью.

— Ты знаешь все, что эти охранники сделали со мной, и что мой отец это одобрял, и ты все равно хочешь, чтобы я вернулась.

Это не вопрос, но он отвечает на него без всякого сожаления.

— Да. Король Эагор информирует Командира Велеса об изменении планов. Не думай, что, раздвинув перед ним ноги, ты обеспечишь его преданность.

Я не позволяю обиде проявиться на моем лице.

— Ты кажешься озлобленным. Когда ты распространял свою злость на Гаррика, разве это не дало желаемых результатов?

Он скалит зубы, как дикое животное.

— Твой разум затуманен. Ты слишком увлечена своей жизнью здесь, но она не настоящая. Это не то место, где тебе суждено быть. Кейден не будет воевать из-за одной женщины, а Финниан выиграет от стабильности, которую предлагает Имират.

Мой отец использует Финниана как рычаг при первой же возможности.

— Ты еще более невежественен, чем я подозревала, если веришь, что ярость Гаррика может сдержать мое пламя. Я, возможно, терпела его, но теперь его очередь терпеть меня и моих драконов. Он пожнет то, что посеял.

— Отбрось свою враждебность и пойми разум, — умоляет он, делая шаг вперед с отчаянием, написанным на его лице. — Эта жажда мести отвратительна. Ты не можешь жить, чтобы убивать, и тебе нужно быть умнее этого, Элоин. Посмотри в свое будущее. Никто не может любить мерзкое существо.

— Ясно, — говорю я, ненавидя, что это звучит хрипло, когда я смотрю в глаза человека, с которым я росла, веря, что он был на моей стороне. Он никогда не был моим героем, это всегда оставалась только я, но он был тем, кто сражался рядом со мной. Больно