Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любовь моя, уже поздно. Я тебя заждался, чуть не уснул. Всё хорошо? Стоит выспаться, завтра великий день! Твой День варенья!
Я тихо рассмеялась:
– Не такой он и великий. Совсем нет. Но хлопот будет много. Так что да, пойдём баиньки.
Я легла спать с тяжёлым сердцем, всё не отпускало меня чувство вины, останови я тогда Ульриха, он бы был рядом со своей семьёй, видел, как растут его внуки.
Лиаму я ничего не сказала. Мужа я любила как никогда сильно. За его трепетное ко мне отношение, за принятие меня такой, какая я есть. И за то, что ни разу не попенял меня в том, что я не могу иметь детей. А однажды предложил взять кого-то из приюта, на что я ответила:
– Они и так все наши. Выделять кого-то считаю неправильным.
Это было правдой, часто я ходила в гости, в друидорский дом сироток, и проводила с малышнёй несколько часов, рассказывая им сказки, с удовольствием принимая участие в их жизни. Но приблизить одного, значит, обидеть остальных…
Я уснула сразу же, как голова коснулась подушки. И снился мне холод ночи, красные глаза Чёрного, пыльца фей, летевшая прямо в лицо. В носу засвербело, глаза заслезились, и я чихнула.
И проснулась. Лиам сладко спал, положив мне на талию правую руку. Я, чтобы не разбудить мужа, без резких движений выбралась из его объятий и села.
Двери, ведущие на балкон, были приоткрыты, лёгкую занавеску раздувал прохладный ночной воздух. Вроде я всё закрывала. Накинув на плечи пеньюар, вышла наружу.
И сразу же заметила на столике сложённый лист пергамента. Пальцы задрожали…
«С Днём рождения, Ваша светлость…
Я всё ещё поисках лекарства, или иного пути решения Вашей проблемы…»
– Ульрих… Какая глупость, возвращайся домой, – прошептала я, слёзы сорвались с ресниц и капнули на послание.
Дочитав до конца, положила письмо на стол и подошла к перилам, оперевшись на них, вгляделась в спящий город. Землю освещала серебристая круглая луна. Стеной стоял мой любимый Заворожённый лес.
– Одри… – неожиданно раздалось слева, от страха у меня чуть сердце не остановилось. С трудом совладав с собой, медленно повернулась.
На козырьке крыши сидела… фея. С её тонких крылышек мягко сыпалась радужная пыльца.
– Мы с-скучали по тебе…
– Где вы были? – вырвалось. – Я ведь так вас ждала! Чтобы найти ответы на многие вопросы!
– Так надо было. У вс-сего ес-сть прич-чины. У любого дейс-ствия пос-следс-ствия…
– А сейчас, что ты тут забыла?
– Чтобы вернуть долг, моя Одри. Мы крепко тебе з-задолж-жали, потому ты вправе з-загадать одно ж-желание. И оно с-сбудется. Без-с оговорок, без-с подвохов. Любое.
Я замерла, не веря своим ушам. Неужели небеса меня услышали?! Так много лет спустя?
– Я хочу… Верни магию Бернарду Ликону.
– Ч-што? – не только фея опешила от этих слов, я сама чуть себе подзатыльник не дала. Но, тряхнув головой, упрямо повторила:
– Верни ему магию.
– Одно ж-желание и ты тратиш-шь его не для с-себя? Ж-живо переф-фраз-зируй!
Я прикусила язык. Глупая, ну, конечно! Любое желание, без оговорок и ограничений.
– Возроди к жизни моё и Бернарда Ликона магические средоточия!
Выпалила и зажмурилась, вцепилась руками в перила.
– С-сделано.
Медленно открыла глаза и вздрогнула: могущественное существо зависло прямо перед моим лицом. Фея склонила странную зубастую голову набок и рассматривала меня, будто видела впервые.
– Я ни раз-зу в тебе не ош-шиблас-сь, Одри Йорк, дитя с-сотни миров. И с-снова ты печёш-шься не о с-себе. С-сказала ровно то, ч-што первым приш-шло в голову… Ж-желание ис-сполнено, но это ещ-щё не вс-сё, для тебя ес-сть ещё один подарок, меня попрос-сили передать…
Я глазом моргнуть не успела, как мелкая гостья кинулась на меня и цапнула за щёку. Кожу обожгло чудовищной болью. Я невольно вскрикнула и прижала руку к кровоточащей ране.
– Ещ-щё увидимс-ся, – сквозь шум, заложивший уши, донеслось до меня. – И ты получ-чиш-шь ответы на вс-се с-свои вопрос-сы. С-с Днём рож-ждения!
Путь в опочивальню занял неприлично много времени, если учесть, что я стояла на балконе в двух метрах от двери. Я шагала медленно-медленно, по стеночке, делая частые остановки, перед глазами всё плыло, голова раскалывалась, я чувствовала, как нестерпимо полыхает щека.
Ноги едва двигались.
– Ли-ам! – выдохнула сипло. Но была услышана. Смутная тень подхватила меня на руки аккурат в моменте моего полёта в сторону каменного пола. Я лишилась слуха, могла лишь чувствовать. Вот меня подняли, прижали к груди. Затем я, наконец-то, отключилась.
Бесконечно долго, целую вечность, неведомые силы разрывали моё нутро на сотни, тысячи мелких герцогинь, испытывая меня на прочность в который раз! Ну что за гадство! А затем соединяли всё воедино, и это тоже причиняло немыслимые страдания. Я не могла кричать, лишь слёзы текли нескончаемым потоком.
Слёзы счастья.
И как бы странно это ни звучало, я была рада этой боли. Не передать словами насколько!
Перед плотно закрытыми глазами раскалёнными росчерками возникали символы. Я знала каждый из них.
Сотни знаков. Множество значений у одного и того же.
Но появилось и кое-что новенькое: многоуровневые печати, вспыхивали, таяли, чтобы их место заняли другие. И они были иными, не из фейррейского, парочку я видела на осколке магического ядра. Язык Древних.
Тот самый дар, о котором заикнулась фея? От кого же? Об этом говорил Нлодэр?
Казалось, прошла целая вечность, когда моё сознание погрузилось в благословенную пустоту.
Обессиленная, истощённая, я жаждала только одного – поскорее проснуться и увериться, что всё произошедшее не сон!
Несколько дней спустя, когда я пришла более-менее в себя, во многом благодаря помощи Халлдора, лечившего меня своей силой, в дверь кабинета ворвалась Агнесса, занявшая должность экономки дворца Йорков.
– Леди! – она буквально влетела в помещение, забыв постучаться. Её глаза были широко распахнуты, грудь ходуном от быстро бега. – Т-там! Там! За воротами! Ух! Ваши варлаки! ВСЕ ОНИ ТАМ!
– Открыть ворота! – несмотря на слабость нашлись силы встать и опереться ладонями о столешницу. – Пропустить в город, освободить главную улицу. Пусть идут сюда.
Моё сердце бешено колотилось о грудную клетку. Средоточие силы пульсировало рядом, оно пока ещё только-только восставало из пепла, этот процесс оказался весьма неприятным, и на данном этапе магичить я не могла. Но я хотя бы ходила сама, а вот Бер, бедолага, даже ел полулёжа. Когда ко мне вернулась способность говорить, я ему всё рассказала. И слёзы, показавшиеся на лице молодого мужчины, вкупе с дрожащими в улыбке губами, больше слов дали понять, какова степень его признательности.
Лиам был