Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Быстрее шевелись! Ты обрыганая, блядская, старая обезьяна! — кричала она, не оборачиваясь, и не вздумай мне тут подохнуть от инфаркта! Не то я тебе и после смерти устрою тут на земле ебаный ад!
Рассказ дожидавшегося её у подъезда старика окатил тем же отупляющим ужасом, что и тогда, 16 лет назад, когда она решила, что в тёмной квартире нет её ребенка. На границе сумасшествия, слушая его исповедь, она всё же смогла понять, что старик может отвести её на станцию и посадить во второй поезд. Сделать так, чтобы её тоже взяли и тогда она сможет поехать туда же, куда и сын и там, конечно, найдет его! Найдет и так сожмет в объятиях, так стиснет, что больше никакая тварь, никакая больше сила не вырвет у неё её ребёнка!
И теперь, когда она знала, что нужно делать, она как-то пыталась обуздать свою ярость, что бы не наделать глупостей и одолеть этот путь. Словно стравливая избыток пара из перегретого парового котла, она выпускала из себя криками разрушительную ненависть, что бы та не свела её с ума. Как только она слышала по шагам, что старик отстаёт или его голос, указывавший дорогу отдалялся, она испускала из себя порцию мерзких ругательств. Постепенно голос разума начал звучать более уверенно, а физическое утомление видимо как-то растворило почти затмивший сознание туман. Марина сказала себе, что нужно сбавить темп и перешла на шаг. На часах было 22.40 Свернуть ноги в спустившейся темноте ничего не стоило, а загнанный ею старик действительно мог и помереть и повредится. А это всё только усложнит.
— Стоим, — жестко произнесла она и остановилась.
Владимир Михайлович молча остановился рядом и сполз спиной по забору, опустившись на асфальт. Дышал он очень тяжело, но ничего не просил и не жаловался. Марина из под бровей принялась рассматривать его. Лет 65, но довольно крепкий, то ли тренируется, то ли генетика. Немного людей в таком возрасте смогут выдерживать такой темп целый час. Лицо приятное, благородное. Марина вспомнила, что он за время своего беглого рассказа он ни разу не извинился за свой поступок. Уверенная в себе, упрямая мразота. Но ведь выходит он остался ждать её, что-бы предупредить. А его место в поезде, который увозит подальше от этого бардака богачей и чиновников сейчас занято Димкой. Но как он мог списать её со счетов⁉ Как мог решить за неё и за сына, как им жить и как спасаться⁉
— У Вас есть фонарь? — спросила она глухо. Видимо демон внутри Марины всё-таки умолк и она незаметно для себя обратилась к старику на «Вы», так как всегда обращалась к людям старшего возраста.
— Есть, — ответил тихо Владимир Михайлович, — но я бы посоветовал не привлекать к нам внимание. Время ещё позволяет нам идти не очень быстро. Думаю, нам стоит двигаться скрытно.
Девушка сперва вспыхнула и хотела ответить что-нибудь колкое про то, что она думает о его соображениях, но быстро признала правоту довода.
Владимир Михайлович вёл Марину тем же маршрутом, которым, как он знал, шла группа Пирогова. Отклонялись они трижды. Один раз спрятавшись в переулке, чтобы пропустить мимо шумную компанию и дважды, чтобы обойти какую-то опасную суету впереди. Люди с факелами и фонарями, кричали возле ворот ни то какого-то дома, не то предприятия.
Когда очередной раз им пришлось убежать с неплохо освещённой звёздами улицы Онежской в примыкающую улочку, Владимир Михайлович, запнулся за что-то и шумно обрушился на землю. Марина услышала его сдавленный стон и почему сразу поняла: всё пропало. Старик лежал на земле и еле слышно выл, закусив рукав на предплечье. Когда через минуту он совладал с болью, то объяснил что наступил в какую то рытвину, подвернул ногу и в голеностопе хрустнуло. Старик подкатил штанину. Щиколотка медленно набирала объём, расширяемая изнутри мощным отëком.
— Попробую встать, — сказал Владимир Михайлович и бросил взгляд на Марину.
Та смотрела сверху с презрением и брезгливостью, потому он не стал ждать от неё помощи и неуклюже заворочался, поднимаясь со спины. Сперва он встал на колени и опираясь руками о грунт, медленно попытался распрямится. Однако тут же, издав короткий вскрик, снова упал и замер. Марина шагнула к нему, заглядывая в лицо и поняла, что он без сознания.
— Да что же это такое⁉ — вскинула она вверх руки и схватилась за голову.
Захотелось тоже завыть от отчаяния и злости. Девушка быстро прошлась несколько раз взад-вперед, кусая себя за сжатые кулаки. Было 23.10. До отправления меньше двух часов. Идти дальше самой? Но без старика не примут! Прийти, рассказать кому-то где он лежит, организовать миссию спасения? Кому рассказать? Будут ли её слушать? Скорее всего пошлют на хер с её рассказами! Тащить тело на себе? Скорость будет наверное — километр в час, а то и меньше. Успеет? Надо пытаться! Однако первые попытки поднять старика показали, что пронести его она не сможет и ста метров. Тело было очень тяжёлым.
— Гребаный, тупой, старый пердун! Да куда ж ты впялился своими мерзкими зенками? На ровном месте ногу сломать, это какой же скотиной быть надо⁈ — Марина не скрываясь закричала в полную силу, давай выйти гневу. И тут же осеклась, поняв, как далеко разлетается её истеричный голос по тёмным улицам.
— Марина, послушайте, — услышала она слабый голос отставного майора, — унести вы меня не сможете, но можно утащить, я думаю. Нам осталось немного больше километра, мы успеем.
— Что надо делать? — девушку потряхивало от напряжения.
— Там, на углу… где мы свернули с Онежской… на фасаде одного из домов висел баннер «Продается дом». Надо его срезать. За вашей спиной забор из металлопрофиля. Его листы должны быть прикреплены с помощью саморезов. Их надо открутить. У меня в рюкзаке есть мультитул с ножом и насадками для отвёртки.
— Да зачем нужна вся эта херня⁉ Чего ты тут строить собрался, мастер, бля⁉ Да я пока буду его откручивать, полдня пройдёт! — разъярённо заартачилась Марина.
— Нам нужно сделать волокушу, — по лицу старика крупными каплями катился пот, — мы укрепим баннерную ткань на профлисте… и вы сможете тащить меня… относительно легко… как на санях.