что будет дальше. А дальше один за другим раздались три оглушительных хлопка и площадка осветилась ослепительными вспышками. Вскрикнув от неожиданности, диверсанты зажмурились, спрятавшись за бруствер. К счастью свето-шумовые рванули за стеной маяка и внутри пулемётной точки, поэтому вспышки не смогли ослепить их, но эффект зайчиков они поймали приличный.

Сидя за бруствером, жмурясь и матерясь, они провели секунд двадцать. Это время со стороны маяка Волнолома доносилась частая, заполошная пальба. Потом шум выстрелов внезапно умолк и в наушниках раздался голос Колуна. Полковник дышал тяжело:

— Спайди, Алекс! Приготовится к эвакуации. Буду через две минуты.

……………………………………………………………………………………………………………….

Открытое ночное море было безмятежным и прекрасным. Свет звёзд ломался в невысоких чёрных волнах. Монотонно тарахнел мотор и сердце Алекса наполнялось эйфорией. Море всегда так действовало на него: умиротворение приходило даже без особого повода, просто от того, что долго смотришь на жизнь этого огромного старого и наверное очень мудрого водного мира.

Сколько всего видело это море? Сколько счастья и горя, сколько самых разных людей и может быть даже других фантастических существ… Что заставляет его бушевать и бесноваться и почему сейчас, когда жизнь погружается в хаос, оно остаётся таким спокойным? Адреналин отливал и на тело наваливалась непомерная слабость. Алекс не сопротивлялся ей. Зачем? Он заслужил отдых. Он всё сделал правильно. На глазах этих профи он выполнил всё, что от него требовалось и поэтому сейчас они все живы и они в игре.

Было немного досадно что всё таки рядом со спецами он явно выглядел зелёным и молодым. Еле вывез переход до города через горы, залип над этим раненым патрульным и запаниковал перед подходом БМП. И теперь валяется на корме без сил, тогда как его товарищи собраны и спокойны, как и два часа назад, когда они только заходили в ночной город.

Хотя если внимательно присмотреться к Максу, спокойным его лицо было не назвать. Он сидел мрачнее тучи и не проронил ни одного слова с тех пор, как они запрыгнули на борт катера. Хотя ведь даже в ту минуту когда он решил, что им придется остаться на причале, принимать бой со всем гарнизоном, помахав рукой Колуну, он был весел и бесшабашен. Казалось бы, Максу вроде не за что себя корить. Однако чувство вины поедало разведчика.

Когда он заговорил с Алексом о том, что, по его мнению, задумал Колун, он позволил себе не просто слабость и сомнение в командире, он выпустил эти гнилые мысли наружу, он выплеснул их на боевого товарища! Он мог, да что там — мог, он пытался заразить ими Алекса! Он по сути клеветал, подрывал авторитет их командира!

Макс знал, что Колун был корнями организации в которой работал, но лично с ним раньше никогда не общался. Для него полковник был администратором, кабинетным обитателем, человеком который если и знал когда-то оперативную работу, то очень давно. Допустить, что этот человек может списать его, как сопутствующие потери в этом задании, удавалось очень легко. Особенно после разговора в Агое, с Григорьевичем, во время планирования операции.

То, как Колун решил вопрос с пулемётным расчётом на Волноломе стало для Макса холодным душем. Мало того, что старик стремительно принял тактически верное решение, он и сам же его реализовал. Без колебаний ворвался на заполненную бойцами площадку маяка, один всех там перебил, и вернулся за ними. И это несмотря на то, что гарнизон морпорта мог бросить к Маяку дополнительные силы и технику.

Макс чувствовал себя описавшимся мальчиком. Бакланом, который решил, что знает всё о мире и людях, а оказалось, что он ни разу не выбирался из своего манежа, принимая бутылочки с кормом из рук мамы.

Глава 29

«Марина. Погоня за Димкой.»

До любимого рыночка на перекрёстке улиц Игнатова и Трудовой Славы Марина добралась почти к 9 часам вечера. Когда ей было 18, она перебралась с родителями из далëкого Биробиджана в солнечный Краснодар. Впервые оказавшись на обычном кубанском рынке, она долго не могла прийти в себя от роскоши и изобилия всего, что предлагала эта щедрая земля. Голова кружилась, задурманенная ароматами персиков и помидоров, малины, инжира и дынь. Влюбившись в это место раз и навсегда, первые несколько лет она приходила в торговые ряды, чтобы просто походить среди прилавков и покайфовать в царстве райских ароматов и цветов.

Сейчас рынок был закрыт. Возле забора, среди беспорядочно припаркованных легковушек и грузовичков толпились и ругались люди. На перекрёстке, на крыше брошенной и словно выпотрошенной патрульной машины ППС, сидели и орали матерные частушки двое мужиков.

Марина очень торопилась. После происшествий этого бесконечного дня, увидеть сына ей казалось теперь самым главным и нужным.

………………………………………………………………………………………………………………

Она вспомнила первые месяцы своего материнства. Малыш постоянно висел на груди и совершенно не давал выспаться. Марина ходила по квартире иссохшая, вымотанная и шатающаяся, как зомби. Однажды ночь она снова проснулась от крика сына, и взяв его на руки села в кресло, которое муж подвигал к кроватке для удобства. Маленький Димка жадно присосался к сиське и умолк, а Марина тут же уснула.

Резко придя в себя в тёмной комнате, она тут же почувствовала, как к сердцу прислонился твёрдым и острым клинком страх. Сына не было ни в руках, ни в кровати. В соседней комнате слышатся мерный, не громкий храп мужа. Марина метнулась к нему, но Андрей был в кровати один. Кухня — пусто. Ванная — пусто. Балкон — никого. Марину затопило ужасом. Маленький спелëнанный Димка пропал из квартиры! Она потеряла сознание не успев дойти до кресла, а когда пришла в себя лёжа на полу, то прямо напротив своего лица увидела личико безмятежно спящего сына. Он скатился с её колен прямо под кроватку, когда Марина уснула и невольно разжала руки, в которых держала своё сокровище.

………………………………………………………………………………………………………….

Быстро преодолев дорожку от рыночка к дому, Марина оказалась наконец рядом с родной пятиэтажкой. От первого подъезда, от группы шумящих женщин к ней шагнула Галина, живущая этажем сверху.

— Марин, подожди! Тебя там возле подъезда какой-то дедок дожидается. Не знаю зачем, но он нас про тебя выспрашивал: где ты и как?

………………………………………………………………………………………………………………………

Марина снова бежала. Она бежала впереди Владимира Михайловича и материлась. Материлась злобно, обидно и гадостно. Если бы она могла сейчас трезво соображать, то очень удивилась бы и ужаснулась, откуда она знает такие слова и так умело их применяет. Но сейчас она могла только кипеть от ярости на этого