— Хорошо, мистер Дункан, — согласился судья. — Сейчас послушаем мистера Барретта. У вас есть какие-нибудь возражения по процедуре, мистер Барретт?

— Есть, ваша честь, — ответил Барретт. — Защита протестовала против принятия книги судом в качестве вещественного доказательства без суперобложки, и мы также решительно протестуем против представления ее присяжным заседателям в устной форме. Уголовный кодекс четко разграничивает печатную продукцию и публичное представление. «Семь минут» — печатная продукция. Она была написана Джадвеем не как пьеса для публичного прочтения вслух, а как повесть для тихого и спокойного чтения в одиночку. Джадвей написал «Семь минут» для того, чтобы разговаривать с читателем напрямую, чтобы пробудить его чувства. Сколь бы ни был беспристрастен чтец, он будет привлекать внимание публики к определенным отрывкам посредством намеренной или ненамеренной модуляции, продолжительностью пауз и другими средствами. Ваша честь, как только «Семь минут» будет прочитана вслух публично, вся прямота и смелый язык повествования, которые доставляют удовольствие при чтении в одиночестве, начнут смущать слушателей. В этом скучном, утомительном, затянутом действе внимание будет обращаться не только на само содержание, но и на человека, который станет доносить его до слушателей. Ваша честь, у меня имеются двенадцать экземпляров «Семи минут», которые мне дал издатель. Мне кажется, более правильно было бы раздать их присяжным и дать каждому возможность прочитать «Семь минут» самому. Защита считает такой подход более разумным и справедливым.

Натаниэл Апшо задумчиво посмотрел на Барретта и Дункана и после долгого молчания сказал:

— Джентльмены, книга приобщена в качестве вещественного доказательства, поэтому в компетенции суда решать, в каком виде доводить ее до жюри. Мне пришлось принимать участие в нескольких процессах, на которых книги монотонно зачитывались вслух. И один раз я принимал участие в процессе, на котором присяжные прочитали каждый свой экземпляр про себя в пустом зале. Я пришел к выводу, что обычно присяжные слушают лучше, чем читают. Устное восприятие информации проще и естественнее, чем чтение. Члены жюри слушали целый день и уже привыкли к этому. Чтение про себя может быть сопряжено с определенными трудностями. Одни присяжные читают быстрее, другие — медленнее. Одни привыкли читать книги, другие — нет. Джентльмены, я убежден, что самый простой и справедливый способ представления присяжным вещественного доказательства народа за номером три предложил окружной прокурор. Поэтому я согласен удовлетворить просьбу мистера Дункана. Что касается человека, который должен читать книгу, имеет ли защита какие-нибудь возражения против кандидатуры мистера Уинтера?

Барретта расстроил отказ Апшо, второй по счету, и он постарался подавить нотки раздражения в голосе.

— Ваша честь, мне все равно, кто будет читать книгу вслух. Меня тревожит только то, что книга, предназначенная для уединенного чтения, вообще будет прочитана вслух. — Он помолчал и добавил: — Это мое единственное возражение.

— Мистер Барретт, ваш протест был отклонен, — заметил Апшо, — «Семь минут» будут прочитаны вслух в монотонной манере… Мистер Дункан, пригласите чтеца и давайте приступать. Мы посадим мистера Уинтера на свидетельское место и заставим его читать ясно, отчетливо, без ударений и других приемов привлечения внимания к определенным отрывкам. Давайте начнем.

Остаток понедельника и весь вторник мистер Уинтер, кислый и флегматичный молодой человек лет тридцати с небольшим, сидел на стуле для свидетелей и басом читал вслух «Семь минут».

Все это время Барретт ерзал на стуле, зная, что рядом ерзает Эйб Зелкин. Он слышал неправильно произносимые слова, замечал, что чтец иногда проглатывал окончания, но не протестовал, желая как можно быстрее покончить с чтением.

Только один раз, во вторник, сразу после обеденного перерыва, Майк Барретт не выдержал и заявил протест, причем сделал это у стола судьи, чтобы не слышали присяжные.

— Ваша честь, — сказал он. — Я хочу, чтобы внесли в протокол мое беспокойство, вызванное жеманством мистера Уинтера, которое может причинить ущерб защите.

— Что вы имеете в виду, мистер Барретт?

— Он читает, не поднимая головы от книги, но, когда достигает отрывка, который можно считать сексуально реалистичным или который содержит бесстыдные слова, мистер Уинтер имеет привычку поднимать голову и смотреть на присяжных перед тем, как приступить к его чтению, будто говоря: «Подождите, сейчас услышите такое…» или «Эй, здесь у меня для вас есть кое-что горяченькое, но не вините меня, я только читаю, я этого не писал». После этого «предупреждения» он возобновляет чтение. Я уже ловил его на этом раз десять. Не сомневаюсь, что мистер Уинтер делает это не нарочно, но тем не менее такие приемы служат как бы комментариями к определенным отрывкам. Я чувствовал бы себя спокойнее, ваша честь, если бы вы попросили мистера Уинтера вообще не поднимать голову.

Судья Апшо взглянул на прокурора:

— Мистер Дункан?

— Ваша честь, я тоже следил за чтецом и обратил внимание, что он время от времени смотрит на жюри, но это естественно для всякого читающего вслух человека. Он поднимает голову не только перед прочтением непристойных… или, скажем, рискованных мест… но и перед оглашением других отрывков. Боюсь, я не могу согласиться с мистером Барреттом. По-моему, он напрасно беспокоится.

Судья Апшо кивнул и обратился к Барретту:

— Мистер Барретт, я согласен с представителем обвинения. Я сижу в непосредственной близости от мистера Уинтера и внимательно наблюдаю за ним. Меня удовлетворяет его механическая манера чтения. Я понимаю ваше желание защищать интересы ответчика, добиваться справедливости в этом деле и готов выслушать все ваши протесты, которые вы сочтете нужным заявить. В данном случае я не нахожу ничего предосудительного в манере чтеца, поэтому вынужден отклонить ваш протест.

— Спасибо, ваша честь.

После этого Барретт больше не протестовал.

Вечером во вторник Уинтер прочитал последний абзац, сделал паузу, произнес: «Конец» — и поднял голову, как бы ожидая аплодисментов.

Сразу после этого судья объявил перерыв до половины десятого утра среды, и Майк Барретт облегченно вздохнул, как человек, переживший мучительные пытки.

Они с Зелкином начали запихивать в портфели бумаги, и Барретт сказал:

— Сейчас нам надо собраться с силами. По крайней мере, завтра будет шанс дать сражение. Как по-твоему, с кого начнет Дункан?

— С одного из своих больших «орудий». Сегодня было затишье перед бурей. Завтра он засучит рукава и всерьез приступит к уничтожению Джадвея и его книги.

— Ты имеешь в виду Леру?

— Его самого.

— Точно знаешь, или это только предположение?

— Майк, перед дождем у меня всегда ноют ноги, перед землетрясением — кости, а когда валится потолок, у меня болит задница. — Он защелкнул портфель. — Так вот, сейчас, приятель, у меня болит задница.