– Эдмунд, – сдержанно обратилась миссис Бримсби к мужу. – Тебе не кажется, что не стоит все это рассказывать?

– Я уже упоминал, мадам, что ни на что не претендую, – очаровательно улыбнулся ей Хэнс.

– Но в этом-то и все дело, – загорячился Эдмунд. – Это именно то, чего я от тебя хочу!

Анжела пораженно вздохнула, а пальцы Хэнса сильнее стиснули чашку. Его охватило острое чувство негодования. Долгие годы Эдмунд Бримсби не желал о нем ничего знать, а теперь, больной и одинокий, решил очиститься от зла, содеянного в молодости, швырнув Хэнсу эту подачку.

Согласиться с предложением Бримсби – значило отвергнуть все, что для него сделал Рурк Эдер, человек, которого он всегда звал отцом, который любил его и все ему прощал.

– Нет, – спокойно ответил Хэнс. – Я не хочу этого.

– Очевидно, это слишком поспешное предложение, но дай мне шанс. Я говорю то, что чувствую. Поживи с нами в нашем доме, позволь мне лучше узнать тебя. Безусловно, Рурк Эдер – единственный, кто достоин называться твоим отцом, но разреши мне стать твоим другом, пожалуйста.

Хэнс взял с принесенного слугой подноса бокал бренди и задумчиво посмотрел на янтарную жидкость, затем обвел внимательным взглядом комнату: золоченые карнизы, люстру, ярко сияющую над столом, богатые гобелены, украшающие камин. Он чувствовал себя удобно среди, этих вещей, да, очень удобно. Хэнс не счел нужным удостоить взглядом Анжелу Бримсби: и так ясно, что ей не хочется пускать к себе в дом бастарда своего мужа. Но мнение Анжелы не имело для него ни малейшего значения.

Хэнса интересовал только этот подагрический старик с серьезными и задумчивыми водянистыми глазами и нервными руками. Уже давно не случалось такого, чтобы кто-то хотел близко узнать Хэнса, а тем более стать его другом.

– Сочту за честь, – с любезной улыбкой произнес молодой человек и поднял свой бокал за здоровье Бримсби.

Грязный палец с укрепленным воском ногтем привычно лежал на спусковом крючке нового ружья.

– Теперь слушайте своего дядю Микайа, – произнес мужчина, окидывая цепким взглядом просеку, гудевшую от стрекота кузнечиков и пения птиц, которая пролегала к югу от Лексингтона. – Ружье не стоит того дерева, из которого оно сделано, если из него не умеют как следует стрелять. А стрелять нельзя научиться, если у тебя нет цели.

– О, я это знаю, – ответил Калеб Харпер.

– И я тоже, – поддержал его младший брат Спрус, вытирая рукавом нос.

– Тогда займемся, мальчики, – произнес Микайа, приседая на корточки и прикладывая к плечу ружье. – Мне тоже нужна практика. Я не держал ружье уже семь лет, с тех самых пор, как Билли Вулф арестовал меня и Вилли… – нависающий лоб Микайи помрачнел. – Черт возьми, как бы я хотел сам всадить пулю в Хэнса Эдера, отплатив ему за то, что он убежал с нашей долей добычи и оставил нас отдуваться.

– Мы не найдем Эдера в Лексингтоне, – сообщил Вилли, подходя к брату и мальчикам. – Я кое-что разузнал: похоже, он уехал отсюда лет пять назад.

– Все равно, давай дадим юнцам урок стрельбы, – предложил Микайа. – Прямо сейчас, – он злобно рассмеялся, заметив вдалеке ребенка. – Скажем, мы хотим убрать этого полукровку. Вот что мы делаем… – Микайа начал театрально целиться в темноволосого мальчика на поляне.

– Нет! – неожиданно зазвенел высокий женский голос, и на Микайю налетел вихрь из полосатой ткани и блестящих черных волос, сбив его с ног.

– О, мадам, – засмеялся Харпер, – мы просто шутили. – Он внимательно обвел женщину глазами. – Мы не хотели сделать ничего плохого, да, мальчики? Харперы не убивают детей, даже полукровок. А… вы здесь одна, мадам?

Мария в ужасе отшатнулась, услышав имя Харпера. Не оставалось никаких сомнений, что перед ней – сыновья и внуки Элка, такие же грубые и жестокие, как и человек, которого она убила семь лет назад.

– Гедеон, – торопливо бросила женщина через плечо. – Отправляйтесь с Хэтти в магазин Троттеров и ждите меня там, а я приведу Бенжамина.

Почувствовав тревогу Марии, Гедеон взял Хэтти за руку, и дети побежали по Мэйн-стрит к центру города. Мария бросилась к сыну, но один из младших Харперов преградил ей дорогу, явно узнав ее.

Женщина с трудом увернулась от него, спиной ощущая тот же жестокий взгляд, запомнившийся еще по Ликинг-Ривер: этот парень видел, как она убила Элка Харпера.

Направляясь с Бенжамином к остальным детям, Мария постаралась выбросить из головы встречу с Харперами. Эти люди, стоявшие вне закона, вряд ли могли навредить ей здесь, в Лексингтоне. Но услышав от Майры Троттер, что Харперы взяли землю в нескольких милях вниз по реке от города, женщина поклялась, что постарается не попадаться им больше на пути. Мария в сердцах отругала своего четырехлетнего сына за то, что он ушел один и так далеко, но потом сжала его руку с доброй, любящей улыбкой.

Магазин Троттеров был полон покупательниц. Лексингтон постоянно ощущал нехватку товаров: сказались и последствия войны, и то, что город не имел хорошего речного порта. Поэтому завоз, подобный этому, считался настоящим событием.

Мария редко выбиралась в город, доверяя делать покупки работнику мужа, человеку по имени Джейк Хопкинс. Однако дети росли быстрее, чем тополя, и Гедеону, Бенжамину и трехлетней Хэтти понадобилась новая одежда.

В магазине Гедеон застыл перед набором охотничьих ножей в стеклянном футляре. Оставив Бенжамина и Хэтти помечтать над искушающим душу разнообразием сладостей, Мария принялась рассматривать ткани, рискуя быть раздавленной женщинами, яростно пробивающимися к самым красивым отрезам.

Мария улыбнулась, пробуя пальцами материал. Еще лет пять назад она бы ни за что не поверила, что домашняя жизнь сделает ее такой счастливой. Мария дотронулась рукой до живота, мечтая о том дне – а он наступит уже через три месяца, – когда можно будет прижать к себе младенца. Эта новая жизнь приводила ее в восторг и заявляла о своих правах более активно, чем двое первых детей.

Мария сделала покупки, почувствовав прилив гордости, когда миссис Троттер охотно предложила ей отпустить их в кредит. Поначалу новые методы земледелия Люка вызывали недоверие фермеров. Они смеялись над тем, что он удобряет землю навозом, что строго соблюдает правила севооборота и орошения. Однако со временем, когда урожаи, получаемые Люком, превратились в легенду, снисходительность уступила место зависти и попыткам подражания.

Пока миссис Троттер заворачивала покупки, Мария тихо вздохнула, подумав о Люке. Последнее время муж уже не с таким интересом занимался своей фермой, все стало для него слишком простым и легким. Она заметила, что к Люку вернулось какое-то беспокойство, которое владело им раньше. Временами он подолгу сидел на новом крыльце, смотрел на запад и мечтал о чем-то таком, чего еще не мог высказать. Мария знала, что не стоит торопить или расспрашивать мужа. Когда придет время, он сам скажет ей, что у него на сердце.