Мария неохотно отстранилась.

– У нас еще слишком много дел, – вздыхая, проговорила она. – Гедеон, наверно, уже ушел на полмили вверх по ручью.

Люк помог жене подняться, затем нагнулся, чтобы сорвать совершенной формы маргаритку, выросшую на краю поля. Он вложил цветок в руку Марии и обнял ее, нежно целуя напоследок.

– Ночью мы закончим то, что начали сейчас, – весело и нежно прошептал Люк ей на ухо.

Мария покраснела и отстранилась:

– Люк Эдер, если ты так хорошо знаешь, что тебе нужно…

– То что? – с вызовом подхватил Люк.

– То ты сделаешь это! – выкрикнула она, сбегая с холма. Вслед ей раскатисто смеялся Люк.

Хэнс гнал лошадь до тех пор, пока та не задрожала и не начала протестующе фыркать. Только заметив, как она вспотела, он пустил ее шагом. Хэнс разгневался еще больше, осознав, что почти загнал это прекрасное животное. Он должен был знать, что ни одна лошадь не сможет бежать так быстро, чтобы унести его от собственных мыслей. Две кварты виски также не избавили Хэнса от ощущения предательства.

Пробираясь сквозь густой лес, заросший папоротником и цветущим горным лавром, он с яростью выдернул какое-то растение, но это не принесло ему облегчения. Тогда Хэнс отхлебнул большой глоток виски из фляги, но рот настолько привык к спиртному, что оно даже не обожгло. Выругавшись, он с яростью отшвырнул флягу.

Проблема заключалась в том, что ему было не на ком и не на чем выместить злобу и обиду. Родная мать давно умерла. Рурк и Женевьева настолько бескорыстны, что их трудно в чем-то обвинить. Даже Нел Вингфилд не являлась причиной его страданий. Ее единственная вина заключалась в том, что она сказала правду, которую так тщательно скрывали любящие родители.

Все существо Хэнса сотрясалось от дикого напряжения. В сравнении с сегодняшним состоянием даже убийственная ярость, владевшая им, когда он застрелил на дуэли Артиса Джадда, была ничем. Казалось, жизнь Хэнса потеряла основу, и он летел в пропасть, будучи не в силах остановить свое падение.

– Гедеон! – неожиданно прорезал тишину леса голос, чистый и красивый, как песня птицы.

Хэнс придержал лошадь и прислушался. Он сразу узнал этот голос, потом увидел и ее, Марию Паркер, теперь уже Марию Эдер. Да, она имела больше прав на это имя, чем он, Хэнс. Девушка стояла среди зарослей и выглядела такой же свежей и прекрасной, как само лето.

– Гедеон! – снова позвала она. – Гедеон, где же ты?

Даже несмотря на слегка нахмуренный в раздражении лоб, было ясно, что это очень счастливая женщина. Сжимая в руке маргаритку, Мария время от времени проводила ею по щеке и радостно улыбалась.

Напряжение Хэнса достигло предела. Спрыгнув с коня, он привязал его к кусту, почти испытывая облегчение от того, что нашел выход своей ярости.

Мария и Люк не имели права быть счастливыми и насмехаться над ним самим совершенством своей жизни. Теперь Люк стал старшим сыном. Он имел все: ведущее положение в семье, дорогую подругу сердца, ферму, которая сулила богатство.

Хэнс же не имел ничего, даже собственного имени. При мысли об Айви гнев красными волнами закрыл ему глаза. На сей раз он потерял ее окончательно.

Хэнс решил сравнять счет и отнять у Люка то, чем тот дорожил больше всего на свете. Он не успокоится, пока не разрушит их счастье своей местью.

Не думая о том, что делает, он перегородил дорогу Марии, яростно сверкая глазами. Молодая женщина в ужасе отпрянула от него, выронив маргаритку.

Хэнс злобно рассмеялся:

– Ты правильно делаешь, что шарахаешься от меня, маленькая скво. Мои чувства к тебе ничуть не изменились со времени нашей первой встречи. Сегодня я хочу закончить то, что мы начали тогда.

Совсем недавно те же самые слова Мария слышала от Люка и до сих пор находилась в теплом, счастливом ожидании предстоящей ночи. Сказанные теперь Хэнсом, они наполнили женщину холодным ужасом. Бессознательно приложив руку к животу, она взмолилась:

– Хэнс, пожалуйста!

Это было именно то, чего ему хотелось: жена Люка, умоляющая о милосердии. Со злобой запустив пальцы в густые волосы Марии, Хэнс запрокинул ее голову назад, чтобы женщина смотрела в его глаза. Мария не прочитала в них ничего, кроме ярости и жестокости.

Никто из них не заметил маленького мальчика, который выглянул из зарослей и тут же исчез.

Айви рассеянно ковыряла в тарелке, умудрившись не съесть ни одного кусочка. Мать, в конце концов, не выдержала:

– Дорогая, тебе нужно есть: ты слишком бледна. Пора уже забыть обо всем этом.

Айви посмотрела в окно, но увидела там не куст жасмина, а неотразимую улыбку Хэнса на его красивом лице.

«Зачем тебе понадобилось лгать мне?» – мысленно спросила она. Тоска в сердце, несмотря на боль, стала уже привычной, почти утешительной. Это было единственное, что напоминало ей, что она еще жива.

В этот момент к столу приблизился слуга.

– Вас спрашивают, мисс Айви, – проговорил он.

Радуясь предлогу уйти от сочувственных взглядов и вздохов, девушка поспешно вышла в вестибюль.

– Она ждет у черного хода, – объяснил слуга. Нахмурившись, Айви направилась к кухне. Возле крыльца, скрыв лицо под огромной шляпой, стояла пышно разодетая женщина.

Айви остановилась и с изумлением посмотрела на нее:

– Мисс Вингфилд?

Нел нервно теребила ленты на платье, пытаясь улыбнуться.

– Хэлло, мисс Атвотер! Могу я поговорить с вами? Она колебалась, явно ожидая, что ее немедленно прогонят. Но она еще не знала, что Айви совершенно лишена предрассудков.

– Входите, – немедленно пригласила девушка, взяв Нел под руку.

– Нет, я… – Нел бросила быстрый взгляд на горничную и кухарку, которые перестали работать и приготовились слушать. – Может быть, нам лучше выйти на улицу, мисс Атвотер?

– Конечно, – согласилась Айви, направляясь в сад за домом.

– Я должна вам кое-что сказать, – нерешительно начала гостья. – Нужно было сделать это еще три дня назад, но только сегодня я раскаялась в том, что натворила, – женщина рассеянно сорвала цветок жасмина и начала теребить его в руках. – Я встретила преподобного Рэнкина. Господи, этот человек должен был осудить меня за то, что я расстроила его прихожан, но – нет. Подумайте, он пригласил меня в свою паству.

Айви вовсе не удивилась этому: Адам Рэнкин являл собой образец христианской терпимости.

– Я рада за вас, мисс Вингфилд, – проговорила девушка.

– Мисс Атвотер, я пришла, чтобы просить у вас прошения. Я виновата в том, что буквально накануне свадьбы разлучила вас с мистером Эдером.

Айви отвела взгляд, почувствовав знакомую боль.