Встряхнув головой, отгоняя от себя грустные мысли, она протянула Бенжамину конфету и спросила:

– Где твоя сестра? Нам пора уходить.

Женевьева изо всех сил старалась сдержать улыбку, слушая ворчание Брайди Фарел, горничной, которую она неохотно наняла по настоянию Сары.

Изнемогая под грузом покупок из магазина Троттеров, девушка бормотала себе под нос:

– Этого бы вполне хватило, чтобы одеть церковный хор. Или мисс Сара так избалована, что не может надеть платье больше одного раза?

– Ну и зануда же ты, Брайди, – улыбаясь, ответила Сара; она уже успела подружиться с этой пятнадцатилетней иммигранткой из Ирландии. – Между прочим, я должна буду много выезжать в качестве миссис Натаниэль Кэддик.

Подумав о скорой свадьбе дочери, Женевьева счастливо улыбнулась, передавая последний сверток. Горничная умудрилась каким-то образом загрузить в фаэтон все покупки и еще оставить свободное место для миссис Эдер. Женевьева уже собиралась сесть в экипаж, как вдруг услышала жалобный детский плач.

Никто из пешеходов, толкавшихся на деревянной мостовой, даже не заметил этого, но Женевьева обладала острым слухом, очевидно, взамен усиливающейся близорукости.

Пробившись вперед, она увидела маленькую девочку, в ужасе сжавшуюся на тротуаре. Взяв ребенка на руки, Женевьева вдруг ощутила прилив материнских чувств.

Девочка молча смотрела на нее, жалобно моргая большими голубыми глазами и нервно дергая себя за локон.

– Ты, наверное, потеряла маму? – нежно улыбаясь, спросила Женевьева.

Та печально кивнула. В это время из магазина вышел какой-то мужчина, неся на плече лезвие для плуга, острые края которого чуть не задели ребенка. Женевьеве пришлось посадить его, от греха подальше, на бочку.

Девочка была необыкновенно хороша: большие чистые глаза, блестящие черные волосы, ротик, словно розовый бутон. Женевьева опять улыбнулась и засунула руку в карман:

– А у меня для тебя есть лимонный леденец. Даю слово, что найду твою маму раньше, чем ты успеешь с ним расправиться.

Испуганное лицо малышки расцвело улыбкой, и женщина снова испытала глубокую, почти болезненную тоску, сама поразившись силе охватившего ее чувства. Слава Богу, что Сара собирается замуж: Женевьева так мечтала о внуках!

Девочка, успокоившись, принялась сосать леденец, а Женевьева, предупредив ее, чтобы она не слезала с бочки, бросилась обратно в магазин.

– Хэтти, так вот ты где?! Ну и напугала же ты нас! – раздался за ее спиной взволнованный голос.

Женевьева быстро повернулась, чтобы заверить женщину, что с ребенком все в порядке, и неожиданно обнаружила, что смотрит прямо в лицо, которое до этого видела только один раз: на том злополучном приеме у Атвотеров, пять лет назад.

Мысль о том, что сейчас она имеет дело с женой и детьми Люка поразила ее до глубины души. Так вот почему Женевьеве показался таким знакомым этот жест – накручивать локон на палец! Именно так в детстве успокаивал себя перед сном Люк…

Стоявший рядом с Марией маленький мальчик выглядел так же экзотично, как и мать, но правильная форма лица и крепкая фигура, несомненно, принадлежали Люку и, Господи, Рурку.

– Добрый день, миссис Эдер, – натянуто произнесла Мария, отдавая сыну пакеты и снимая Хэтти с бочки. – Пойдем, Бенжамин, – позвала она. – Нам еще нужно найти Гедеона.

– Подождите, – полным мольбы голосом произнесла Женевьева.

Разумеется, она знала о существовании детей Люка – люди вокруг любят посплетничать – но до этого момента они не имели ни лиц, ни имен. Увидев их, Женевьева сразу полюбила своих внуков. Ее сердце теперь стремилось к ним даже больше, чем все эти пять лет к улыбке Люка.

Мария колебалась, сжимая руку Хэтти и бессознательно загораживая собой Бенжамина. С непроницаемым лицом она ждала, что же еще скажет Женевьева. Но тут вмешалась Сара. Узнав Марию, к ним с нахмуренным личиком подошла хорошенькая сестра Люка и нетерпеливо потянула мать за рукав.

– Пойдем, мама, – снизив голос до шепота, проговорила она, ничуть не растроганная этой встречей. – Сейчас не время путаться с ними. Ну, ты сама знаешь – Кэддики, они не поймут.

Женевьева растерялась, но не сопротивлялась настойчивым попыткам Сары увести ее прочь: пять лет молчания нельзя было загладить случайной встречей.

– Кто это, мама? – спросил Бенжамин, когда они отошли. – Она выглядит хорошей.

– Возможно, – ответила Мария. – Но не в нашем стиле.

Ревущий ветер старательно сметал снег в большие сугробы около заборов, укутывая все вокруг белым покрывалом. Уже в полдень не стало видно колодца, стоявшего всего в нескольких футах от кухонного окна.

Люк смотрел в окно на беснующуюся пургу. Он страшно устал, почти всю ночь загоняя скот в стойла и амбар. В таких случаях ему обычно помогал Джейк Хопкинс, но на днях работник вместе с семьей уехал к родственникам встречать Рождество.

Загнав скот, Люк лег в кровать рядом с Марией и обнаружил, что она беспокойно шевелится: начались схватки. Она уверяла его, что все идет как обычно, но Люк почему-то беспокоился.

Отвернувшись от окна, он снова посмотрел на жену: Мария лежала на боку на кушетке в алькове кухни и молча терпела захватывающие ее волной боли.

Сердце Люка наполнилось любовью и гордостью. Он сел рядом с женой и погладил ее мокрый лоб, убирая прилипшие к нему волосы.

Мария с трудом улыбнулась.

– Где дети? – спросила она.

– Спят в комнате Гедеона, – Люк изобразил на лице самую застенчивую улыбку, на которую только был способен. – Я дал им после завтрака ромового пунша.

Мария с силой сжала руку мужа: началась очередная схватка. Люк переживал эту боль вместе с ней, искренне сожалея, что нельзя на самом деле взять ее часть на себя. Когда рука Марии расслабилась, он наклонился и провел губами по щеке жены:

– Я люблю тебя.

Мария постаралась улыбнуться:

– Я знаю, Люк. Скорее бы уже это кончилось. С первыми двумя было так легко, а сейчас…

Люк тревожно склонился над женой:

– Что? О Боже, Мария, в чем дело?

– Боюсь, что что-то не так: схватки продолжаются так долго, а ребенок еще высоко… – она замолчала, мужественно пережив еще одну схватку.

– Я привезу из города врача.

– Нельзя, Люк, снег…

Люк сидел с ней рядом, промокая ей лоб и будучи не в силах сделать что-нибудь еще. Прошлые роды со спокойной женской уверенностью Марии помогала Эсси Хопкинс. Но сейчас Люк был один, если не считать детей. Он видел, что Мария слабеет с каждой минутой: она то впадала в забытье, то снова приходила в себя с очередной схваткой. Наконец Люк провел пятерней по волосам и решительно поднялся.