Президент пытался понять, что происходит за железным занавесом. ЦРУ еженедельно доставляло ему толстые пачки разведывательных донесений о ситуации внутри СССР. Его поражали сообщения об очередях за продуктами, об отсутствии самых необходимых товаров, о том, что советские заводы стоят из-за нехватки запчастей. ЦРУ доложило Рейгану, что советская экономика в беде, ее рост замедлился и она не сможет удовлетворять запросы военных и повышать уровень жизни. Если Запад помешает Москве получать кредиты и крайне важные для советской экономики технологии, советскому режиму придется приступить к реформам. Как раз тогда обсуждался вопрос о строительстве газопровода от полуострова Ямал до Западной Европы. Администрация Рейгана предупреждала, как опасно впадать в такую зависимость от Москвы, но европейские страны в сентябре 1981 года высказались за ускоренное строительство и обеспечили выделение Советскому Союзу дешевых кредитов.

Рейган был уверен, что Соединенные Штаты в состоянии позволить себе гонку вооружений, а Советский Союз — нет. Он считал, что у Москвы есть только два варианта — или выйти из гонки, или потерпеть полное банкротство.

«Беседовал с нашим послом в России, — пометил в дневнике Рейган. — Он подтвердил многое из того, что я думал о Советах: экономика в стагнации, коррупция, циничное отношение к коммунизму и власти. Надо заново осмыслить нашу стратегию. Их социализм — это экономическая неудача. Не поможем ли мы советским людям, если просто позволим их экономической системе провалиться? Советская экономика в очень плохом состоянии. Если мы лишим их кредитов, они запросят о помощи, чтобы не умереть от голода».

Советская экономика выглядела лучше благодаря росту цен на нефть — после октябрьской войны семьдесят третьего года на Ближнем Востоке. Нефтедоллары позволили Советскому Союзу импортировать почти все, что было нужно, — от зерна до новых технологий. Добыча нефти в Западной Сибири за десять лет, с 1970 по 1980 год, увеличилась в десять раз, добыча газа — в пятнадцать. Советский Союз превратился в огромный рынок сбыта для Запада. За семь лет СССР закупил оборудования и технологий на пятьдесят миллиардов долларов. Потребность в реформировании экономики исчезла, когда в страну потоком потекли нефтедоллары.

Деньги так же быстро и уходили. В виде прямой денежной помощи или поставок нефти странам Варшавского договора, Афганистану, Кубе, Монголии, Южному Йемену, Алжиру, Эфиопии… Точные цифры установить не удается, но в восьмидесятые годы общий объем помощи союзникам в Восточной Европе и третьем мире составлял от пятнадцати до двадцати миллиардов долларов в год. Это съедало больше половины доходов от экспорта.

В стране, которая ориентировала экономику исключительно на военные цели, нарастало глухое раздражение. Некоторые продукты исчезли вовсе. В городах вводили талоны на мясо и масло. Все становилось дефицитом. Экономика возвращалась к средневековому прямому обмену товарами и услугами.

Модернизация экономики не происходила. Политическое руководство страны — клуб пенсионеров в политбюро — совершенно не соответствовало потребностям страны. Страна неуклонно отставала от быстро развивающегося Запада и погружалась в экономическую депрессию…

Идеологический багаж Москвы до абсурдности устарел. Советский вариант социализма казался смешным — и уж точно непривлекательным. Очевидно было разочарование советским опытом среди братских социалистических стран, которые обеспечивали своим гражданам более высокий уровень жизни. Советский опыт перестал быть ориентиром и для коммунистических партий.

— Импульс Октябрьской революции иссяк, — констатировал генеральный секретарь ЦК компартии Италии Энрико Берлингуэр.

Руководство итальянской компартии так сформулировало этот вывод:

«Фаза социализма, которая началась с Октябрьской революции, исчерпала свою движущую силу».

Холодная война была не только столкновением супердержав, повторением того, что происходило и прежде. Это была война идей. Социалистический лагерь не смог сохранить власть над умами. В мировом общественном мнении СССР превратился в архипелаг ГУЛАГ, в страну лагерей. Ядерное оружие в советских арсеналах создавало лишь магию успеха. Лес ракет и танковые армады мешали видеть истинное положение дел.

Благосостояние на Западе росло очень быстро. Особенно в Соединенных Штатах. В 1947 году в стране было тридцать миллионов автомобилей. В 1960-м — шестьдесят миллионов, в 1970-м — девяносто два миллиона. А экономическое положение социалистического лагеря с конца семидесятых быстро ухудшалось.

Братские социалистические страны не хотели жить так же плохо, как и старший советский брат. Москва позволяла им какие-то реформы, но только если они осуществлялись диктаторскими методами, если партия полностью сохраняла контроль над положением. Советские руководители не терпели стихийных реформ, инициативы снизу. Действовали жестоко, когда возникала угроза самой системе. Сформировалась самодовольная советская элита, каста, преисполненная имперского стремления поучать весь мир. Но восточноевропейские братья становились самостоятельными. Некоторые из них по части высокомерия кому угодно могли дать сто очков вперед.

Руководитель Восточной Германии Эрих Хонеккер был лучшим учеником в марксистском классе. Нигде реальный социализм не был таким успешным, как в ГДР, — но за счет советской помощи и денег ФРГ.

— Никто на Западе не знает, как живут советские люди, — говорил Хонеккер своим помощникам. — И всем наплевать, как они живут. А мы на виду, на стыке социализма и капитализма. Поэтому СССР обязан нам помогать.

Германская Демократическая Республика считалась самой успешной в соцлагере, но восточные немцы сравнивали свою страну с Западной Германией. Пугала высокая смертность среди младенцев, сокращение средней продолжительности жизни. Восточные немцы шептались о том, что страна вымирает. По количеству чистого алкоголя, потребляемого на душу населения, ГДР занимала второе место в Европе.

Закрытые опросы общественного мнения, проводившиеся Академией общественных наук при ЦК СЕПГ, показывали, что подавляющими чувствами в социалистической Германии были скептицизм и пессимизм. Три четверти опрошенных жаловались на трудности со снабжением. Две трети говорили, что жизнь становится все хуже.

ГДР тайно продавала на Запад политических заключенных. За каждого отпущенного узника правительство ФРГ платило свободно конвертируемой валютой. На эти деньги закупалось все, что требовалось обитателям поселка членов политбюро Вандлитц под Берлином. Поселок восточные немцы называли «Домом престарелых» (из-за преклонного возраста членов политбюро) и «Вольвоградом», поскольку руководство ГДР предпочитало лимузины этой марки. Другим представителям элиты тоже кое-что доставалось: западные машины, цветные телевизоры, видеоаппаратура, вещи, ювелирные изделия. Обычные граждане стояли в очереди за отечественной машиной «Трабант» десять с лишним лет.

Министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке иногда пускался в откровенность с сыном. Он говорил о своем разочаровании, о том, что граждане социалистического государства бегут на Запад, о тяжком положении в экономике: