— Прогрессивная шкала налогообложения досталась нам от Карла Маркса, — убеждал избирателей Рейган. — С помощью этой системы налогообложения он хотел уничтожить средний класс, потому что средний класс мешает строить социализм.

Еще будучи губернатором, он очень жестко отзывался о Советском Союзе. Все, что происходило за железным занавесом, вызывало у Рейгана ужас и омерзение:

— Нам надо прекратить все дела с русскими. Пусть их система рухнет сама, а тем временем надо скупать пшеницу у наших фермеров и держать ее под рукой, чтобы накормить русских, когда они наконец обретут свободу.

Во время предвыборной кампании 1980 года Рейган объяснил своим помощникам, что у него будет простая политика в отношении Советского Союза:

— Мы победим, а они проиграют.

На первой же пресс-конференции в Белом доме Рейган, отвечая на вопрос корреспондента, сказал:

— Советские лидеры присвоили себе право совершать любые преступления, лгать и обманывать. У нас другие моральные принципы.

Все были поражены — так откровенно президенты не высказываются. Рональд Рейган от души пожелал:

— Марксизм-ленинизм должен превратиться в пыль истории, как и все другие тирании, которые лишали людей свободы.

Выступая перед национальной ассоциацией евангелистов, Рейган назвал Советский Союз «средоточием зла в современном мире». Он обратился к антивоенному движению:

— Избегайте соблазна стать над схваткой и уравнять обе стороны, забывая недавнюю историю и агрессивные устремления империи зла. Называя гонку вооружений просто недоразумением, вы отказываетесь участвовать в борьбе между правотой и ложью, между добром и злом.

Автором знаменитого выражения «империя зла» был сотрудник президентского аппарата Тони Дилан, который писал речи Рейгану. Президенту это выражение понравилось. При этом он не путал выступления на митингах с повседневной практической политикой.

В начале шестидесятых Рональд Рейган возмущался:

— Нас уверяют, что мы можем сесть за стол переговоров с нашим противником, что обе стороны в чем-то немного правы и в чем-то немного не правы. Но как примирить добро со злом? Как можно примирить нашу веру в бога с диалектическим материализмом нашего противника? Как прийти к соглашению с людьми, которые утверждают, что у нас нет души, что не существует загробного мира, что нет бога?

За фасадом любителя образной антикоммунистической риторики скрывался гибкий и прагматичный переговорщик, уверенный в своей способности договориться об окончании гонки вооружений. В частности, он рассчитывал на тихую дипломатию, с помощью которой старался вытащить из советских тюрем и лагерей политических заключенных.

Рейган сам писал письма в Москву. После того как он едва не погиб в результате покушения, он набросал послание, адресованное Леониду Ильичу Брежневу:

«Дорогой г-н президент!

Я прошу извинить меня за то, что промедлил с ответом на Ваше письмо. Единственное объяснение — не так просто вернуться к нормальному ритму жизни после больницы…

Есть одна проблема, на которую я считаю своим долгом обратить Ваше внимание…

Я изучил всю информацию, связанную с человеком по фамилии Щаранский, который сидит в одной из Ваших тюрем. Я могу заверить Вас, что он никогда не был связан ни с одним правительственным учреждением Соединенных Штатов. Я видел сообщения в советской прессе, что он занимался шпионажем в пользу нашей страны. Я могу Вас заверить, что это ложь.

Недавно меня посетила его жена. Они поженились и провели вместе один день перед тем, как она эмигрировала в Израиль, полагая, что он вскоре последует за ней. Я верю, что будет справедливым освободить его и позволить ему присоединиться к его жене.

Если Ваше сердце велит Вам сделать это, то эта история останется только между нами, поэтому я пишу это письмо от руки.

Продолжая эту тему, могу ли я замолвить слово за две семьи, которые три года живут в самых некомфортабельных условиях в нашем посольстве в Москве? Это семьи пятидесятников, которые опасаются преследований из-за их религиозной принадлежности. Представители этой церкви в Америке, как мне известно, позаботятся о них, если им разрешат уехать в США.

И это точно так же останется между нами, я не буду говорить, что обращался к Вам с такой просьбой. При этом я уверен, что Вы понимаете, как такие шаги уменьшили бы мои проблемы на будущих переговорах между нашими странами».

Две семьи пятидесятников, которых упоминает Рейган, прорвались через охрану и укрылись в американском посольстве. Пять лет они жили в подвальной квартире, пока советские власти не разрешили им выехать за границу.

Анатолий Щаранский — физик, пытавшийся уехать в Израиль. Вместо того чтобы его отпустить, КГБ устроил процесс, на котором его обвинили в шпионаже и посадили. Обвинения были очевидно сфальсифицированы, и резонанс оказался более широким, чем рассчитывали на Лубянке.

«Супруга Щаранского, — записал в дневнике Рейган, — посетила меня вместе с молодым беженцем из ГУЛАГа (отсидел десять лет). Госпожа Щаранская получила разрешение на выезд в Израиль на следующий день после свадьбы. Она уехала — власти сказали, что вскоре и он уедет. Теперь он в ГУЛАГе, его назвали американским шпионом, каким он не был. Проклятые бесчеловечные монстры! Он сильно похудел в заключении и очень болен. Я обещал, что сделаю все, что в моих силах, чтобы его освободить. И я это сделаю».

Советские руководители верили, что Рейган готов нанести первый удар.

В начале восьмидесятых половина радиотехнических подразделений Советской Армии несла боевое дежурство с включенными радиолокационными станциями. Личный состав постоянно поднимали по тревоге — появление самолетов США и стран НАТО у границ считалось поводом для объявления готовности № 1.

— Наши станции, — рассказывал начальник радиотехнических войск генерал-лейтенант Александр Шрамченко, — располагались на арктических островах — на Земле Франца-Иосифа (остров Греэм-Белл), на северной оконечности Новой Земли (Мыс Желания), на острове Визе в Карском море, на островах Северная Земля, Вайгач, Врангеля, Диксон. Это была тяжелейшая жизнь. Некоторые роты получали запас продовольствия и горюче-смазочных материалов раз в год. А рота — это тридцать человек, шесть-семь офицеров, пять-шесть прапорщиков, восемнадцать-двадцать сержантов и солдат. Жены офицеров тоже военнослужащие. Это обходилось недешево, но там пролегал самый удобный маршрут для американских бомбардировщиков. Советские перехватчики должны были их сбить до того, как они успеют пустить крылатые ракеты. Для этого их надо было обнаружить как можно быстрее.

ЦРУ докладывало президенту, что в Москве царит страх перед внезапным американским ядерным ударом. Рейган удивленно сказал своему советнику по национальной безопасности Роберту Макфарлейну:

— Я не понимаю, как они могут в это верить.

«Русские параноидально боятся, что мы на них нападем, — записал Рейган в дневнике, — Мы должны как-то довести до них мысль, что не собираемся этого делать. Я обедал с канцлером ФРГ. Гельмут Коль подтвердил мою убежденность в том, что Советами — как минимум частично — движет чувство незащищенности. Они все еще сохраняют противотанковые надолбы и колючую проволоку, чтобы помнить, как близко немцы подошли к Москве».