— Ты сказала, что они были нужны для другого, — произнес Арен, наклоняясь, и прикоснулся к одному из листков. — Я имею в виду заклинания. Для чего?

Бумага на ощупь была как новая, и только по чуть желтоватому цвету становилось понятно, что ей уже очень много лет.

Эн молчала, и император поднял голову и посмотрел на нее. Она морщилась и кривила губы.

— Это было не очень приятно читать, — сказал Рон тихо и протянул Арену несколько листков. — Вот, здесь она объясняет принцип действия того, что придумала. Вечный живой щит.

— Живой?

Император посмотрел на то, что отдал ему Янг. Строчки перед глазами отчего-то плясали, виски сдавило, как тогда, после гибели Софии, но Арен все-таки разобрал слова.

«Пока Альго носят Венец, мы не умрем, вечно будем гореть, не сгорая, не давая Бездне шириться и защищая своих потомков от ее порождений. Мы станем живым щитом, стеной между жизнью и смертью, и никогда не умрем, пока горит огонь наших душ».

Мурашки бежали по телу, и хотелось то ли выругаться, то ли выпить.

— Они читали эти заклинания все одновременно. Выбирали сами, то, что им хотелось, что угодно, главным условием была краткость и простота формулы, которую Анна записала на Венец. Эти формулы нужны были только для связи, для связи между родами, чтобы им было за что цепляться, и связь эта была как можно крепче. Они прочли эти заклинания, а потом совершили ритуальное самопожертвование — все вместе, одновременно, сожгли самих себя. Этот огонь мы и видим до сих пор.

Арен так и не понял, кто из них сказал это, Рон или Эн, да и неважно — он просто уперся кулаками в стол, глубоко дыша и пытаясь успокоить бешеный стук сердца.

Конечно, они и раньше предполагали, что Геенна — множество абсолютных энергетических щитов, но что это значит по-настоящему, до императора дошло только сейчас.

— Защитник…

— Мне кажется, поэтому все кровные артефакты, закаленные пламенем Геенны, имеют подобие сознания, — почти прошептала Эн. — Они связывают нас… с ними. Со всеми ними.

— Значит, вот почему мне иногда при пробуждении Геенны кажется, будто я слышу чей-то шепот, — проговорил Арен глухо. — Но я никогда не могу разобрать слова.

— Вы связаны с ними напрямую, больше, чем кто-либо другой, — сказал Янг. — Они стали щитом. Назначение щита — защита, и когда границы нарушают, они предупреждают вас об этом.

— Не понимаю, почему у меня в таком случае глаза не огненные, а черные, — грустно усмехнулся император и с удивлением посмотрел на Рона, когда он ответил:

— Это Бездна. — Артефактор вытащил из папки еще одну бумагу и передал ее Арену. — Она была когда-то такой.

На листке оказалось нарисовано… нечто. Другого слова император и подобрать-то не мог. Расщелина в форме вытянутого овала — как озеро, только наполненное абсолютно черной водой.

— Анна Альго описывала Бездну как провал, дырку в земле, — произнесла Эн. — Этот провал будто бы светился, но свет этот словно был черным, то есть, он не создавал его, а поглощал окружающее.

— Не свет, а тьма, — пробормотал Арен, возвращая листок Янгу. — Значит, ее частичка отражается в моих глазах.

— По-видимому, это так, ваше величество.

После разговора с Роном и Эн Арен не выдержал и все-таки перенесся к Софии. Пусть всего на несколько минут, но он должен ее увидеть.

Она кинулась ему навстречу, как только он вышел из камина, обнимая и целуя одинаково крепко, и с нежностью прошептала:

— Пришел…

— Я ненадолго, Софи. — Арен сжал ее талию, вдыхая носом воздух возле виска и наслаждаясь чудесным, теплым и свежим ароматом девушки. — Всего на пару минут.

— Я понимаю, но я все равно рада.

София целовала его, дрожа от радостного нетерпения, и император не удержал пламя, ярко и страстно вспыхнув. Она засмеялась, погладив его по плечам и груди, посмотрела лукаво, призывно — и Арен едва не застонал от желания и досады на то, что вскоре нужно будет уйти.

— Что ты сказала сегодня Алексу, чтобы он не капризничал? — спросил император, склоняясь к бархатной шее девушки, и коснулся губами мягкой кожи. — И не просился на интервью вместе с Агатой?

— Ах, вот что тебя интересует, — протянула София весело. Ладони ее легко скользили по его спине, и хотелось, безумно хотелось забыть о данном Виктории обещании и остаться здесь. — А я-то думала…

— Меня интересует все, что касается тебя, мое счастье, — произнес Арен, прижимаясь губами к ямке в основании шеи. — Абсолютно все.

— Я сказала: «Пусть идут. У них свои секреты, а у нас с тобой — свои».

— Вот, значит, как, — император усмехнулся. — Секреты у них. От нас с Агатой, но главное — от меня! Безобразие.

— Да… — выдохнула София, и от этого вздоха Арен вновь вспыхнул, опуская руки с талии ниже и ощущая, как кровь в его жилах начинает гореть.

— Я приду позже, — сказал он тихо и хрипло, полыхая пламенем и сжимая упругие полукружия. — Позже, когда Виктория уснет.

— Да, — выдохнула София еще раз. — Конечно, приходи.

* * *

Арен вышел из камина, когда Виктория уже легла, но уснуть не успела — лежала и думала о том, куда ее муж может отлучаться по вечерам.

Раньше она непременно спросила бы его об этом, но не теперь. Теперь она понимала, что ни к чему хорошему этот вопрос не приведет: куда бы ни ходил Арен, ему это в любом случае не понравится. Даже если Виктория скажет, что не имеет в виду плохое и просто любопытствует — супруг воспримет подобный вопрос как возвращение к ее прошлому поведению и почти наверняка ответит резко. Императрица не хотела злить мужа, поэтому промолчала, чуть приподнявшись на постели и наблюдая, как Арен раздевается, по своему обыкновению аккуратно складывая одежду.

Он мог бы и не стараться так — завтра эта одежда все равно отправится в стирку, — но был приучен к аккуратности и внимательности, и его движения были привычными, механическими, но при этом — плавными и завораживающими, и Виктория невольно залюбовалась мужем.

— Знаешь, — сказала она очень тихо, рассматривая его смуглую спину, — я помню, как однажды, когда мы только поженились, я бродила по дворцу, изучая его, и зашла на твой рабочий этаж.

Арен выпрямился, оставшись в одних трусах, и внимательно посмотрел на нее. Кажется, он не мог понять, к чему Виктория это вспомнила.

— Ты тогда прошел мимо вместе с кем-то из советников, не помню, с кем конкретно, я смотрела только на тебя. И меня как ударило. Я вдруг подумала — Защитница, а ведь этот мужчина — мой. Такой замечательный, сильный, красивый… и мой. Мне это ужасно понравилось. — Она засмеялась и потерла заслезившиеся глаза. Было горько. — Какая же я была глупая!

— Не вижу ничего глупого, — ответил Арен спокойно, но в голосе его было столько сочувствия, что Виктория перестала тереть глаза и взглянула на мужа. — Ты влюбилась, Вик. Это не глупо, а хорошо.