Пройдя тамбур, они оказались в просторном помещении, заваленном свежими шкурами тюленей, клыками моржей.

– Здесь участок подготовки шкур к выделке.

– А это что такое? – Корней показал на серые пластины.

– Китовый ус[101]. Из них делают щетки, из нитей плетут особо прочные сети.

На низеньких табуретках сидели смуглые, миловидные женщины. Одни счищали скребками жир со шкур. Другие замачивали их в чанах с какой-то желтой жидкостью. Среди шкур одна выделялась очень большими размерами. Заметив удивленный взгляд гостя, Оттой пояснил:

– Лахтак, или морской заяц. Тоже тюлень, только очень большой. Если вес самого маленького тюленя – нерпы редко превышает девяносто килограммов, то этот может весить и триста, и четыреста. Мясо его тоже съедобно, а толстая шкура лучший материал для изготовления подошв обуви.

– А почему такую громадину назвали морским зайцем?

– Они пугливые, как зайцы, и по суше передвигаются прыжками, отталкиваясь задними ластами.

Поднявшись на второй этаж, вышли в коридор с десятком дверей по обе стороны.

– Наше общежитие.

Распахнув последнюю дверь, добавил:

– Свободных комнат нет, будете жить со мной. Располагайтесь, я вам сейчас кипятку принесу.

Через пять минут на столе лежал нарезанный хлеб, стояли миска с тюленьим студнем, банка сгущенки и чайник с кипятком.

– Вы уж извините, присоединиться не могу – работа, – бронзовое лицо бригадира сразу стало серьезным.

– Оттой, мне бы собак покормить.

– За них не беспокойтесь, – махнул рукой Оттой, – на берегу после разделки туш остается много отходов. Все наши собаки там кормятся. Вашим тоже хватит.

Ночью поселок накрыл тайфун. Трехметровые волны, обрушиваясь на побережье, с такой яростью крошили береговой припай, что осколки льда и соленые брызги долетали до ближних к морю домов. Жизнь замерла.

На вторые сутки напор ветра стал ослабевать. На метеостанции подтвердили: тайфун уходит. Оттой повеселел и дал команду готовиться к охоте. Как раз подошло время, когда серые киты, ежегодно мигрирующие из Берингова моря в Чукотское, проходят мимо бухты Лаврентия.

Корней, никогда не бывавший на китовой охоте, попросил бригадира взять его. Тот поначалу отнекивался, но в конце концов уступил.

Еще не совсем рассвело, а китобои уже толпились на берегу. Кто с веслом, кто с гарпуном, кто с бухтами канатов, кто с кожаными буями[102]. Сложив инвентарь и несколько карабинов на дно двух байдар, перетащили их, подкладывая деревянные катки, к месту, свободному от припая. Одолев вал из выброшенных штормом водорослей, столкнули суденышки в воду. Волна гулко забила в борта из тюленьих шкур.

Длинные весла в ременных уключинах выметнулись вперед. Несколько слаженных гребков, и байдары устремились в открытое море. Благодаря эластичности шкур, обтягивающих деревянный каркас, лодки обладали хорошим ходом, а главное, не боялись столкновения с льдинами.

Для увеличения зоны поиска байдары вскоре разошлись. Хотя ветра почти не было, по морю гуляли размашистые волны. Лодки то скатывались по долгому склону, то плавно «взлетали» вверх.

Пробарражировав до полудня, не засекли ни одного фонтана. Лишь однажды мимо них стремительно пронеслась, распарывая рябь, стая касаток. Зверобои приуныли. Оттой уже намеревался сменить место поиска, как вдруг впереди взметнулась белая, расширяющаяся кверху, струя. Сомнений не было – кит!

Теперь важно угадать направление, в котором он плывет, и постараться, когда вынырнет за очередной порцией воздуха, оказаться как можно ближе. Опытный бригадир не ошибся – следующий фонтан с шумом выметнулся всего метрах в ста. Гарпунер, сжимая отполированное руками прочное древко, встал на носу. В третий раз кит вынырнул на расстоянии, позволяющем метнуть остро заточенный гарпун с раскрывающимся наконечником[103].

Бросок получился удачным. Линь, привязанный к гарпуну, сдернул лежащий в байдаре буй в воду. (В этот момент кольцам линя ничто не должно мешать: если он обовьет чью-либо ногу, человека стянет в воду.)

Подоспела вторая байдара. Вскоре уже три гарпуна торчали в громадной спине. Волоча за собой гроздь кожаных шаров, прыгающих на волнах, исполин терял скорость, а главное, не мог надолго уйти под воду. Один раз он вынырнул так близко, что едва не опрокинул байдару: сквозь полупрозрачные тюленьи шкуры было видно, как зеленоватый фон воды сменился на серый. Лодка приподнялась и накренилась, к счастью, не сильно.

Наконец все гарпуны брошены и оставалось ждать, когда раненый гигант ослабеет настолько, что его можно будет взять на буксир. Напоследок кит издал предсмертный вопль, напоминающий вой ветра в печной трубе, и, из последних сил забив хвостом, зацепил-таки борт байдары. Верхний брус с треском переломился. Не будь он таким высоким, вода хлынула бы внутрь. А так обошлось ледяным душем.

Корней, глядя на маленькие, немногим больше чем у оленя, глаза, подернутые смертной пеленой, прочел в них укор. Он, конечно, сострадал бедняге, но успокаивал себя тем, что этот кит спасет от голода сотни людей.

Жестокая охота, но у береговых чукчей нет иных способов добыть кита. А без его мяса и жира на этой промерзшей, бесплодной земле, где девять месяцев зима, им не выжить.

Буксировали многотонную тушу обе байдары. Приближаясь к бухте, зверобои выстрелами известили об успешной охоте. Когда подходили к причалу, жители поселка уже собрались на берегу. В ожидании пиршества